Идея прогресса в искусстве уходит в прошлое

В эту субботу в Санкт-Петербурге открывается Одиннадцатый международный фестиваль Earlymusic. В этом году его интересы распространились на Восток

Собиратель. Андрей Решетин

художественный руководитель фестиваля Earlymusic. Выпускник Петербургской консерватории, первая скрипка ансамбля Musica Petropolitana, лауреат конкурса им. ван Вассенаера, руководитель Оркестра Екатерины Великой

Годами приучая нас к аутентизму, или историческому исполнительству, фестиваль Earlymusic вдруг поставил его в новый контекст. За объяснениями «Ведомости» обратились к Андрею Решетину.

– В программе фестиваля – музыка и музыканты из Ирана и Японии. Вы уже исчерпали все европейские сокровища?

– Нет! Но вспомним концерты ансамблей Mala Punica или Alla Francesca, исполнявших нашу, европейскую, средневековую музыку: от современного европейского уха она так же далека, как японская музыка гагаку. Глубоко убежден, что венецианское пение времен Монтеверди – то же самое, что мы слышим сейчас у муэдзинов, только записанное нотами. Культуры перетекают из одной тарелки в другую как живая яичница. Наш фестиваль естественно подошел к той границе, где мы осознали важность включения в наше культурное пространство других культур.

Это отличает нас от других фестивалей. Но мы следуем традиции: у Елизаветы, которой мы обязаны рождением первой русской оперы, был не только оркестр из итальянцев, но и турецкий оркестр с османской музыкой. И у нас турецкая музыка на очереди.

– Что сыграет Оркестр Екатерины Великой?

– Солисты оркестра, его ядро, будут закрывать фестиваль барочной феерией. С нами будет петь английский тенор Эндрю Маккензи Уикс. Он пел в нашей постановке оперы «Борис Годунов» Маттезона комическую роль, но меня давно грызла мысль показать, какой он лирический тенор! Клаус Абромейт покажет с Балетом Анджолини «Танцы Людовика XIV»...

– Гарантируете подлинность?

– Это нетрудно: осталось много картинок, танцевальных партитур, описаний. С танцами легче, чем с музыкой: вот ее мы послушать не можем.

– Раньше аутентизм был формой протеста, потом стал одним из направлений мейнстрима, а теперь?

– До сих пор не уверен, что историческое исполнительство стало мейнстримом. По крайней мере у нас. Уберите наш фестиваль – и это огромное направление культуры исчезнет, все российские лауреаты разъедутся кто куда. Чем сегодня является аутентизм? Я считаю, что падение вкуса, которое началось давно, а опасную грань перешло во время французской революции и продолжалось весь XIX и XX век, закончилось. Когда была изобретена водородная бомба и стало можно разом уничтожить все, маятник качнулся в другую сторону. Начался процесс, которого до того не наблюдали: разные исторические стили стали возвращаться в современную жизнь в их чистом, аутентичном виде. Я много общался с основоположниками направления – Марией и Густавом Леонхардтами. Они говорят, что и не предполагали, что историческое исполнительство шагнет за пределы их маленького круга. А теперь оно есть в Новосибирске и Ханты-Мансийске. Это объективный процесс, который можно определить соломоновым «время собирать камни». Эта идея пришла на смену трехсотлетнему господству идеи прогресса. Она подходит для техники, но не для искусства. Виолончель не совершеннее гамбы – это просто разные эстетики. Да, за триста лет мы очень многое потеряли. Но, как выясняется, не навсегда.