Системная ломка

В начале 2008 г. инвестбанкиры соревновались, кто предскажет большее значение индекса РТС в конце года. Говорили и о 3000 пунктов, и даже о 3200 пунктах... Летом, когда рынок уже просел на 30%, они продолжали излучать уверенность: акции российских компаний фундаментально недооценены.

Кризис начался в понедельник

«Смеяться можно над всеми, кто тогда делал прогнозы, – говорит Перцовский. – Случилось то, что не имеет аналогов».

«В понедельник, 15 сентября, когда упал Lehman Brothers, стало ясно: катастрофа! До этого такого ощущения не было, – вспоминает Варданян. – Это был сильнейший удар».

«В течение понедельника стали отключаться кредитные линии иностранцев, а затем и между российскими участниками рынка, – рассказывает Перцовский. – Все перестали давать кредиты и продлевать линии репо. А репо – основной инструмент финансирования инвестбанков во всем мире. Было видно, как рушится доверие друг к другу. К вечеру стало понятно, что все очень плохо».

Юрий Соловьев говорит, что «вошел в модуль неопределенности или, скорее, негативности» в конце мая, поговорив в Лондоне с хедж-фондами и увидев ощущение безнадежности у инвесторов. «Но, естественно, я не ожидал такого колоссального падения, – признается он. – Последнюю точку в этом негативном взгляде поставил взрыв Lehman Brothers, в котором я проработал шесть с лишним лет. Страшно было не банкротство, а нежелание властей США поддержать банк».

Lehman Brothers был очень большим игроком на рынке CDS (свопы «кредит-дефолт», де-факто – страховка от дефолта эмитента) и, когда он выпал из цепочки, у огромного количества контрагентов появился новый риск, объясняет Соловьев: «Это сопровождалось колоссальным ростом спрэдов. По российским эмитентам они расширились в 2–3 раза. У всех появилось осознание того, что никто не вечен и сдать могут даже такого большого игрока. После этого удара многие так и не смогли оправиться».

«Мир изменился за день. Было неприятное чувство – процесс обрушения финансовой системы находится вне контроля», – сознается Перцовский.

В тот же понедельник банк «КИТ финанс» перестал выполнять обязательства по сделкам репо. «КИТ был большим игроком на рынке, но если бы он и выстоял, все равно где-нибудь прорвало бы, – уверен Варданян. – Слишком серьезным был дисбаланс. На российском рынке всегда западные институты играли очень большую роль. Когда систему остановишь на полном ходу, шестеренки начнут лететь. Так же и здесь: моментально начались системные ломки – например на рынке репо, с которого одновременно с западниками ушли и российские госбанки».

Кто первый остановил платежи – «КИТ финанс» или Связь-банк, неважно, считает Перцовский: «Главное, что это случилось, и в России это стало поворотным моментом. С рынка репо ушли госбанки, а они на 85% его финансировали».

«Уже во вторник пришло понимание, что так дальше жить нельзя, а в среду вечером мы поняли, что нам срочно нужно искать партнера, – продолжает Перцовский. – Мы платили по обязательствам, но поняли, что события в мире могут развиваться по любому сценарию и дальше может случиться что угодно. В 18.00 мы с [гендиректором «Ренессанс капитала»] Рубеном [Аганбегяном] позвонили [гендиректору «Онэксима»] Дмитрию Разумову, ночью встретились, в четверг вылетели в Сочи на переговоры с [владельцем «Онэксима»] Михаилом Прохоровым и уже в четверг предварительно договорились. В субботу окончательные переговоры завершил [основной владелец «Ренессанса»] Стивен [Дженнингс]».

«Онэксим» купил 50% минус 1 акция «Ренессанса».

Непостроенное бомбоубежище

«У меня ощущение недовольства самим собой, – признается Варданян. – Я все время говорил, что в системе происходят серьезные изменения. Но заставить себя полностью настраиваться на негативный сценарий очень тяжело. Когда ты четыре года растешь безумными темпами – вдруг себе и другим сказать, что надо перестраивать компанию, потому что я чувствую кризис. Сказать, что сейчас я остановлюсь и буду делать все, как в условиях кризиса... Когда вокруг тебя цветут сады, все тратят деньги, все обсуждают миллиарды, а ты говоришь: нет, я сейчас буду рыть бомбоубежище и покупать консервы. Любому человеку тяжело».

«Мы всегда имели кризисный план. Мы и сейчас были более осторожны, смогли многого избежать и чувствуем себя относительно неплохо, лучше многих конкурентов, но ко всему не подготовились. Сценарий для стресс-тестирования, при котором за три месяца мы можем упасть на 70% и одновременно уйдет ликвидность, тяжело было представить себе как реалистично негативный».

«Фундаментально мы допустили одну ошибку – у нас было 4–5 бизнесов, каждый из которых за несколько лет вырос в 5–30 раз, но мы ничего не продали, – сетует Перцовский. – Все наши региональные бизнесы прибыльны, но нужно ли было брать 150 человек в Африке и 80 – на Украине? Нужно ли было нанимать так много дорогих специалистов? Удалось ли нам полностью сохранить корпоративную культуру во время бурного роста? Да и переезжать в новый офис («Ренессанс» арендует 46–52-й этажи в «Башне на набережной» в «Сити». – «Ведомости») – плохая примета. В середине сентября, в самый разгар кризиса, открылся клиентский этаж, который целиком состоит из переговорных, выполненных по индивидуальным проектам, – с дорогой мебелью, с работами современных художников на стенах, там несколько сигарных комнат...»

Соловьев только в уходящем году создал инвестиционный банк внутри группы ВТБ: «Построить банк за полгода даже в нормальных условиях тяжело. Нужно привлечь команду и, естественно, заплатить за нее по тем ценам, которые есть на рынке, нужно физически обустроить места, проложить кабели, выстроить IT-систему, наладить свет. Никто в мире не строил инвестбанк с такой скоростью. «ВТБ капитал» строился с расчетом на хорошее развитие событий. Но сейчас, когда проблемы наших клиентов становятся нашими проблемами и все это нарастает как снежный ком, наличие мощного аналитического департамента, специалистов по риск-менеджменту, специалистов по реструктуризации – явное конкурентное преимущество. Получив такой ресурс, ВТБ на 70% использует его внутри. У нас порой не хватает возможности делать новый бизнес».

Эпоха неопределенности

«Сейчас чисто математически стандартное отклонение индексов РТС, цен на нефть и другие показатели в 3–4 раза больше, чем в обычные времена. Такое было в последний раз в 1930-е в Америке, – говорит Перцовский. – Вероятность ошибки аналитиков гораздо выше».

Поэтому конкретные цифры в их прогнозах не так важны, важнее оценка фундаментальных показателей и рассуждения о движении рынков, с которыми можно соглашаться или спорить, считает Перцовский. «Аналитику всегда нужно смотреть с точки зрения качественного анализа», – согласен Соловьев.

«Сейчас не определена цена валют и кредитов, – замечает он. – Никто не может понять, где должны торговаться бумаги с рейтингом AAA. CDS на казначейские бумаги США сейчас стоят 60 базисных пунктов. Первый раз в истории, насколько я помню, и цена эта будет расти. Больше нет безрисковых активов в мире».

«Много или мало стоит ваша квартира, сколько стоит евро по отношению к доллару, сейчас никто не может понять», – заключает Соловьев.

Варданян ненавидит давать прогнозы: «Для меня как менеджера компании неважно, каким будет индекс, мне важно, как будет развиваться бизнес. Сценарий, когда индекс РТС будет 1100, но ликвидности на рынке совсем не будет, гораздо хуже, чем если индекс 300 и все равно будет торговля и будут объемы. И я понимаю, что мне нужно работать и при $30 за баррель, и при $50, и при $70».

Меньше тратить

Но чтобы успешно работать, надо сокращать затраты, согласны все три инвестбанкира.

«Часть операций умерла, восстановится не скоро, – полагает Соловьев. – Например, секьюритизация. Отличная идея, которая подорвана плохим регулированием. В этой индустрии мы сократили несколько десятков человек в Лондоне и Москве. Мы сократили набор тех, кто занимается традиционными публичными размещениями. Мы существенно урезали издержки на построение банка. По некоторым статьям сокращение прошло в два раза».

«Тройка» сократила издержки на 30%, у нас есть понимание, сколько мы можем еще сократить, чтобы не трогать инфраструктуру и ключевых людей и сохранить компанию, – говорит Варданян. – Предельная цифра – 70% с начального уровня».

«Ренессанс» планирует сократить издержки примерно на 50% – с $350 млн до $175 млн, – делится Перцовский. – Цифра не учитывает бонусы. Мы говорим о сокращении персонала и прочих операционных издержках. Уже сдали в субаренду один этаж в «Сити» и офис на Овчинниковской набережной».

Апокалипсиса не хочется

«Как ни планируй затраты, главный вопрос – где зарабатывать, – подчеркивает Перцовский. – Но доходы зависят от того, пробьет ли цена на нефть минимально допустимый уровень в $20–25 за баррель».

Если цены 3–6 месяцев будут держаться на таком уровне, то это будет катастрофа, полагает Перцовский: «Восстановление экономики в этом случае займет несколько лет, а рынки капитала будут мертвы. Придется консервировать большинство направлений, продавать все активы, уволить 80% сотрудников и просто ждать». Вероятность такого апокалиптического сценария Перцовский оценивает в 15–20%: «К сожалению, это не зависит от России. Но я оптимист и очень рассчитываю, что такого не будет».

Варданян и Соловьев тоже не верят в реалистичность своих версий «сценария апокалипсиса», но с «Ведомостями» им поделились.

«Для нас плохой сценарий – когда Россия вкатывается в модель бартеров и взаиморасчетов, когда важны лишь только денежные потоки и абсолютно плевать на миноритарных акционеров и капитализацию, когда люди уходят от судов в криминальные разборки, – делится Варданян. – Тогда для нас просто нет места. Но это черный сценарий, и, я надеюсь, есть масса причин, почему он не состоится».

Есть еще один сценарий, который полностью не устраивает Варданяна, – паралич: «Когда никто ничего не хочет делать. Когда все сидят и ждут завтра». Но он уверен, что движение начнется: «Нельзя быть бизнесменом, который строит бизнес, исходя из того, что всегда все будет плохо. Потому что тогда нужно закрывать свой бизнес, продавать его и заниматься чем-то другим. Нужно быть внимательным к издержкам, быть внимательным к рискам, но все равно нужно находить, как в этих условиях зарабатывать, строить свою компанию, чтобы она была востребована. Если ты не думаешь об этом, ты обречен».

«Налог этого кризиса на огромное число людей и стран будет очень высоким, – уверен Соловьев. – Но самое страшное, что может произойти, – это повторение 1929–1933 гг. Сначала остановка мировой торговли из-за того, что все страны закрываются и начинают защищать свой рынок. В странах, которые отрезаны от западного финансирования, увеличивается социальное напряжение. Ультраправые и ультралевые везде выигрывают, идет поиск сначала внутреннего, а потом внешнего врага. А в итоге – мировая война».

Соловьев полагает, что такой сценарий крайне маловероятен, поскольку не видит, какие страны могут его реализовать: «Я смотрю на лидеров нашей страны и вижу: они прагматичны, и той идеологии, которая толкала Советский Союз, у нас нет. Сейчас основная идеология в том, чтобы людям было лучше в стране, чтобы рождалось больше детей, чтобы уровень жизни рос. В самой агрессивной стране мира – США – к власти пришел Барак Обама. Это дает надежду на то, что США снизят международную политическую агрессивность, начнут быстрее и жестче реагировать на то, что происходит в финансах и экономике».

Консолидация, долги и государство

«У России есть ген выживания, – считает Варданян. – Последние 20 лет нация жила в перманентном кризисе – в отличие от Америки и Европы. Еще очень многие здесь застали времена, когда нечего было есть, а людям давали талоны на сахар. Стрессоустойчивость – наш козырь. Да и ситуация сейчас гораздо лучше, чем в 1991, 1995 и 1998 гг. – как с точки зрения резервов, так и с точки зрения макроэкономической и политической стабильности».

«В некоторых странах кризис идет уже давно, а российское правительство за три месяца сделало больше, чем некоторые национальные правительства за год. Это дает надежду, что мы сможем локализовать последствия и достойно ответим на вызовы», – хвалит власть Соловьев.

Все три инвестбанкира с оптимизмом смотрят на свой бизнес в следующем году.

«Наши доходы, конечно, упадут, но мы рассчитываем, что по консервативному сценарию в следующем году они составят $550 млн (на этот год было запланировано $1,2 млрд)», – рассказывает Перцовский: брокерский бизнес, «который никогда не умрет», принесет компании $250 млн. Например, брокеридж на облигациях до кризиса практически перестал приносить доход – спрэды были минимальны, а у западных банков было серьезное преимущество в финансировании, теперь же все не так, эти операции стали прибыльны. Перцовский предсказывает расцвет рынка поглощений – «это следствие очень неравного положения компаний, в которое они попали в ходе кризиса», и указывает на особую роль государства в ближайшее время. «Сотрудничество с ним стало гораздо важнее, – объясняет Перцовский. – Мы хотим с ним сотрудничать, предлагать свои услуги».

«Конечно, рынки капитала – как IPO, так и долгового – не будут работать в ближайшие год-полтора, но зато сейчас набирает рост обратный процесс – выкуп акций и облигаций с рынка, работа с проблемными долгами, реструктуризация проблемных активов и другие специальные финансовые решения, которые мы видели в 1999–2002 гг. – продолжает Перцовский. – Для компании, которая точно знает, что сможет пережить кризис, самое разумное, что можно сейчас сделать, – купить свои облигации по 50% от номинала».

Именно долговой рынок будет самой интересной темой в наступающем году, уверен и Соловьев: «После падения EBITDA в 10 раз для многих компаний стал вопрос не то что о выплатах долга, а даже о выплате процентов. В такой ситуации нужно реструктурировать долги или объявлять дефолт и банкротство. Изначально мы не планировали строить команду консультантов по этому бизнесу, но сейчас мы ее нанимаем. Есть и торговый аспект. К нам сейчас постоянно приходят компании и говорят, что их долговые обязательства невероятно дешевы и они хотят их откупить».

Вторым крайне перспективным направлением, по оценке Соловьева, будет торговля процентными ставками и валютами: «Посмотрите на волатильность валют и процентных ставок. Сейчас огромному количеству компаний как финансового, так и реального сектора нужно что-то делать, чтобы захеджироваться. Они пытаются перевести свои долги из долларов в рубли, соответственно, им нужно перевести свои долларовые потоки в рублевые».

«ВТБ капитал» планирует заняться и принципиально новыми проектами, например, инфраструктурными облигациями и выводом российских компаний на китайские биржи. «Сейчас мы работаем над тем, чтобы наши депозитарные расписки торговались в Шанхае и были доступны внутреннему китайскому инвестору, которому закрыт выход из страны. Такого в Китае никто не делал», – утверждает Соловьев. По его словам, «ВТБ капитал» уже приносит прибыль, «если говорить о расходах, которые идут на ежедневной основе, не учитывая первоначальных инвестиций». Он надеется, что в следующем году инвестбанку удастся вернуть начальные расходы и стать прибыльным.

Для «Тройки» главное – закончить год с прибылью. Варданян уверен, что пусть и небольшая, но она у компании в следующем году будет, даже после выплаты бонусов. Варданян видит востребованность в услугах «Тройки» по всем направлениям – от огосударствления экономики (все равно это будет на уровне публичного рынка, считает он), консолидации индустрий, банкротств и продажи активов, хеджирования валютных или других рисков до самовыкупов. «Да, это не типичный рынок IPO, но это то, что называется профессиональными услугами инвестиционного банка, – объясняет он. – Даже сейчас нам удалось провести сделку с «Камазом». Никто не верил, что такое можно сделать в декабре. Это, наверное, одна из немногих сделок в мире, а уж в этой отрасли точно».

«Ясно, что будет меньшее количество сделок, но станет больше маржа. Ясно, что сделки будут совершаться быстрее – раньше на слияние нужно было 1,5–2 года, а сейчас все будет происходить за 3–6 месяцев. Сделки будут оплачивать не деньгами, а бумагами. Кризис оставляет более здоровое – выживает тот, кто сильнее, кто правильнее работал, кто создал себе репутацию», – резюмирует Варданян.