Поделись сокровенным

Минималисты держатся вместе. На Фестивале работ Владимира Мартынова в центре «Дом» мастер исполнялся рядом с коллегами, разделяющими с ним склонность к простым звучаниям, ясным ритмам и долгим повторам. Однако общность коллег мнимая, внешняя. Если сам Мартынов подчеркнуто антитеатрален, то Георг Пелецис – например, в «Орфее» – лепит подобие сюжета и персонажей (гобой – Орфей, фурии – контрабас). Если концептуалист Мартынов берет всю свою музыку в кавычки и сам словно смотрит на нее со стороны, то чистый лирик Павел Карманов, напротив, сам в ней растворяется, не чураясь и популярных приемов. Его Innerlichkeit (сокровенность? искренность?) звучит с трепетом, по-мужски светло и взросло, а если мажор вдруг сменяется минором, то это значит в точности то же, что и у Шуберта, – радость и печаль.

В отличие от Мартынова, кто жестко разделяет свою музыку на прикладную и серьезную, Карманов естественно эти жанры сближает. Это роднит его с Леонидом Десятниковым, чьи «Эскизы к закату» выросли из киномузыки. Авторская позиция Десятникова изощреннее, он не плывет по волне традиции, а беседует с классиками – тем же Шубертом («Как старый шарманщик») или Пьяццоллой (Пьяццолла ведь классик?), цитируя их и разражаясь рефлексией на их счет. Алексей Гориболь и солисты Большого театра играли Десятникова не в «актуальном» пространстве «Дома», а в Консерватории и не рядом с современными композиторами, а с Чайковским: ведь и в Большом театре они стоят на афише бок о бок.

К новейшей музыке приобщилась и столичная филармония. Трехдневный нон-стоп фестиваль «Другое пространство» проходил в ее Камерном зале и в Трюме Мейерхольда (апелляция к автору проекта, позже ставшего Залом Чайковского). Классики авангарда звучали вместе с нашими нынешними. Авангард уже не «передовой отряд», а один из исторических стилей (как и минимализм), и в нем композиторы продолжают работать. Сочинение Владимира Раннева «Телеграмма» – перевод на язык смычка и скрипки первой в истории морзянки (1838), содержавшей текст «Чудны дела Твои, Господи!». Этим сочинением автор ставит нешуточный вопрос: что есть вообще послание в музыке и есть ли оно вообще?

Авангардисты тоже весьма разные. Борис Филановский объединил в юродской кантате «бздмн» Нагорную проповедь и признания бомжей газете «Ночлежка», впустив в высокую музыку вонючую жизнь. Вадим Карасиков обошелся «В пламени сна» исчезающе малым количеством звуков, что объяснил, напротив, высокой индийской мудростью.

Авангард и по сей день воюет с традицией, а минимализм – с авангардом, но исполнители и публика у всех пересекаются, а серьезные люди повсюду думают об одном. В композиции Дмитрия Курляндского «Сокровенный человек» половина ансамбля играет рьяную какофонию, а половина – благозвучные аккорды. Совсем не похоже на Innerlichkeit Карманова, но и здесь – о сокровенном.