В целом: Пережить золотой век

В России нет четкого разделения на корпоративную благотворительность и корпоративную социальную ответственность (КСО), поэтому социальная активность крупного российского бизнеса росла в первую очередь в контексте распространения стандартов КСО, считают исследователи компании Economist Intelligence Unit. В 2008 г. они опросили 258 менеджеров глобальных компаний (32 – из России) и сделали вывод, что практика КСО распространяется на деятельность 26% крупных российских компаний и их поставщиков (в мире, исключая Россию, этот показатель равен 47%).

Татьяна Задирако, исполнительный директор фонда United Way of Russia, считает, что частные лица могут заинтересоваться социальными инвестициями, если этот процесс будет стимулировать работодатель, например, через сбор пожертвований на рабочих местах. Программа такого рода под названием «Им нужна ваша помощь» администрируется «CAF Россия» и уже действует в 13 компаниях («Бритиш Американ Тобакко Россия», Independent Media Sanoma Magazines, Procter & Gamble, Альфа-банк, «ТНК-ВР менеджмент», «BP Россия», «РЕСО-гарантия» и др.), когда компания удваивает сумму пожертвований сотрудника за свой счет. Правда, пока в рамках этих проектов собираются не очень значительные суммы, по ее мнению. Согласно отчету «CAF Россия», в рамках программы ежемесячно привлекается около 800 000 руб.

1986 г. Первые кооперативы начали выделять часть прибыли на благотворительные цели. 1987 г. Создан Детский фонд им. Ленина, по сути, первая благотворительная организация в новой России, принимавшая пожертвования населения. 1988 г. Появилась первая независимая членская общественная организация Всесоюзное общество инвалидов (по-настоящему первая). 1989 г. Разработан и принят первый закон, регулирующий некоммерческие организации – закон «Об общественных объединениях». За 1989–1990 гг. число зарегистрированных общественных объединений в России выросло примерно с 100 до более 10 000. 1989 г. Фонд Сороса открывает отделение в России. В 1990-е гг. его примеру последовали другие иностранные благотворительные фонды (Фонд Генри Форда, Фонд Джона и Кэтрин Макартуров, Фонд Чарльза Стюарта Мотта) 1990-е гг. В 1990-х гг. общества инвалидов, ветеранов, пенсионеров, одиноких матерей и многодетных семей составляли в регионах до 80% всех негосударственных некоммерческих организаций (НКО). Сегодня членские общества самопомощи представляют почти 60% третьего сектора. Эпоха гуманитарной помощи от западных стран. 1998 г. Кризис заставил компании разумнее подходить к корпоративной социальной ответственности. Теперь до 80% средств крупных компаний стали идти на нужды регионов присутствия. Внедряется понятие «эффективность». 1999 г. Открылась первая программа грантов «Новый день» Росбанка, финансируемая российским бизнесом, осуществляемая в партнерстве с UNISEF. Создан первый частный фонд в России Владимира Потанина. 2000-е гг. Создано более двух десятков частных благотворительных фондов, которые не собирают средства других, а расходуют пожертвования своих основателей. Численность некоммерческих организаций выросла до полумиллиона. 2001 г. Открылся фонд Михаила Ходорковского «Открытая Россия», основан второй частный фонд – «Династия» создателя «Вымпелкома» Дмитрия Зимина. 2004 г. CAF Россия запускает первую в стране программу частных пожертвований сотрудников ком-паний. 2005 г. Внедряется в практику корпоративное волонтерство, развивается социальный маркетинг. Российские частные фонды выделили более 1,5 млрд руб. в виде грантов, стипендий, другой помощи на социальные, образовательные нужды и проекты в сфере культуры. 2007 г. Принят закон «О целевом капитале», впервые в российской истории позволяющий создавать постоянные благотворительные фонды (эндаумент-фонды). В России предпринимателями основано почти 30 частных фондов, ежегодно российские компании и частные благотворители выделяли почти $2 млрд на благотворительные цели. Российские компании жертвовали до 15–17% от своей прибыли до налогообложения. Распределение средств семейного фонда «Династия» передано под общественный контроль. Пока это единственный пример в России. По версии автора книги «История доверия в недоверительные времена» Ольги Алексеевой, CAF GT.

Повышенное внимание многих российских бизнес-лидеров к вопросам репутации своих компаний на международных рынках объясняется тем, что ключевым стимулом развития КСО в России являлось желание улучшить имидж компании на Западе. Более 60% опрошенных в ходе исследования российских компаний называют продвижение бренда в качестве основной причины для внедрения КСО – примерно такая же статистика в отношении компаний в целом по миру и компаний из быстроразвивающихся стран. «Разумеется, это помогает основному бизнесу компании, поскольку она приобретает репутацию и имидж социально ответственной», – сказала исследователям Economist Intelligence Unit Ольга Прохода, менеджер по КСО компании «Нестле Россия».

Однако такого общественного давления на бизнес, как на Западе, в России нет. На компании при принятии решений о сферах благотворительности не влияет ни общество, ни СМИ, ни акционеры, ни другие заинтересованные лица, считает Брук Горовец из IBLF (Международный форум лидеров бизнеса). Другой особенностью корпоративной благотворительности является отношение бизнеса с некоммерческими организациями (НКО). Хотя многие компании заявляют о том, что они ценят сотрудничество в НКО, исследование Economist Intelligence Unit показывает, что НКО не оказывают на них существенного влияния. Эта ситуация характерна не только для России: всего лишь 7% российских респондентов называют НКО ключевой движущей силой своей социальной деятельности, у компаний в глобальном масштабе – 10%, у компаний на развивающихся рынках – 9%.

«Социальная ответственность бизнеса – это обворовывание акционеров», – писал в свое время Нобелевский лауреат, экономист Милтон Фридман. На Западе значительная часть социальных программ реализуется в форме социально ориентированного маркетинга (СRМ), объединяющего интересы бизнеса и благотворительных организаций. Наталья Каминарская, исполнительный секретарь «Форума доноров», считает, что их не менее половины от всех корпоративных социальных проектов. В России такого рода программы также становятся все более популярными. Регулярные кампании CRM проводятся «Макдоналдсом» и «Евросетью» (через собственные фонды), «Связным» и Procter & Gamble (вместе с фондом «Линия жизни»), их маркой Pampers (совместно с UNICEF), маркой соков «Фруктовый сад» (с фондом «Кто, если не я»), сетями «Детским мир» и «Перекресток».

Общий размер корпоративного присутствия в сфере благотворительности уже который год оценивается экспертами в $1,5 млрд в год. «Точную цифру найти практически невозможно, – уточняет эксперт фонда «CAF Россия» Юлия Юдина, – поскольку единую отчетность по благотворительной деятельности, как на Западе, ведут далеко не все компании». Но компании в 2008 году по-прежнему давали около 85% благотворительных бюджетов.

По данным «Доклада о социальных инвестициях в России – 2008», подготовленного Ассоциацией менеджеров в рамках проекта Программы развития ООН по продвижению глобального договора при участии Высшей школы менеджмента СПбГУ, вложения в социальные проекты с каждым годом растут. Но соотношение «внутренних» (направленных на собственных сотрудников) и «внешних» социальных инвестиций в процентном соотношении составило в 2003 г. 54,2/42,7, а в 2007 г. – уже 58,9/41,1 (подробнее см. инфографику на стр. 8). Это означает, что компании, по данным исследования, больше уделяют внимание вопросам охраны здоровья, безопасным условиям труда персонала по сравнению с инвестициями в местное сообщество и природоохранную деятельность.

Привычка к милостыне

В 2009 г. бизнес на эти цели стал тратить еще меньше. «Компании жертвуют меньше примерно в два раза, – утверждает директор фонда «Подари жизнь» Галина Чаликова. – В январе 2008 г. 56% финансирования нашего фонда обеспечивали компании, в этом году – 21%. Бюджет благотворительного фонда не уменьшился только благодаря поддержке частных лиц, доля финансирования которых выросла с 44% до 79%».

Рост роли индивидуальных жертвователей в последние два года отмечает и Татьяна Бурмистрова, директор фонда развития некоммерческих организаций «Школа НКО». «Теперь вся надежда некоммерческих благотворительных организаций на частных доноров, – считает она. – Их пожертвования хотя и более скромные, зато более многочисленные».

Хитом последних двух лет стали так называемые фонды помощи, которые привлекают средства для решения проблемы конкретного человека. Фонды этого типа, например Российский фонд помощи, «Линия жизни», «Подари жизнь» или «Кто, если не я?», в 2008 г. собрали средств на сумму, сопоставимую с бюджетом старейших частных фондов (бюджет фонда Дмитрия Зимина в 2008 году – $10 млн), по оценке исполнительного секретаря Форума доноров Натальи Каминарской. Так, фонд «Подари жизнь» в 2008 г. собрал 171 млн руб., причем около 57% этой суммы пожертвовали частные лица, говорит главный бухгалтер фонда Светлана Зенкова.

Однако назвать эту тенденцию положительной однозначно нельзя, считает Елена Чернышкова, советник по стратегии благотворительности Дмитрия Зимина, председатель совета Форума доноров. Большинство частных спонсоров уверены, что «правильная благотворительность» – это адресная помощь (как правило, на проведение операции), поэтому фонды помощи и пользуются популярностью, а понимание роли профессиональных НКО у населения, по большому счету, по-прежнему отсутствует, сожалеет она.

О том, что некоммерческий сектор все еще вызывает недоверие, свидетельствуют данные всероссийского репрезентативного опроса населения, проведенного в октябре 2008 г. лабораторией исследования гражданского общества ГУ-ВШЭ. Лишь 17% населения полагают, что в большинстве своем организации бескорыстно занимаются благотворительностью. Зато, по мнению населения, большинство компаний с помощью благотворительности повышает свою популярность (40%), или прикрывает коррупционные связи с чиновниками (38%) и недобросовестный бизнес (37%), подробнее об этом читайте на стр. 13–16.

Благотворительные организации должны работать над прозрачностью и репутацией, советует Ольга Алексеева, глава CAF Global Trustees (Великобритания). «В России кризис доверия к фондам», – говорит она. «Многих больше располагают к себе попрошайки в переходе, чем НКО, так как им важно видеть получателя помощи», – сожалеет Юлия Юдина, руководитель программы «CAF Россия». «Мы до начала эры общественного контроля за деятельностью благотворительных фондов», – говорит Чернышкова, ссылаясь на то, что фонд Дмитрия Зимина был первым фондом, который в 2007 г. передал функцию распределения средств общественному комитету и остается единственным таким примером до сих пор.

Решить проблему общественного недоверия помогут подробные отчеты НКО о деятельности и расходовании средств, выложенные в открытом доступе в интернете, регулярное оповещение об акциях и мероприятиях, удобные способы пожертвований. Некоторые благотворительные организации уже пошли по этому пути и стремятся популяризировать частное донорство. Например, сторонники Всемирного фонда дикой природы (WWF), пожертвовавшие не менее 500 руб. в год, получают значок с символом организации, удостоверение сторонника, подписку на газету «Панда», подробную информацию об акциях и мероприятиях, ежегодный отчет о работе организации, рассказывает Екатерина Пал из его российского отделения.

Чтобы увидеть реальный рост массовых пожертвований, понадобится еще как минимум 3–5 лет, прогнозирует Юлия Юдина. «У нас нет привычки заниматься филантропией, существует миф, что это удел очень богатых людей», – считает Олег Сысуев, первый заместитель председателя совета директоров Альфа-банка. К тому же в России главным источником социальных благ по-прежнему считается государство. По данным исследования ГУ-ВШЭ, 77% населения убеждены, что «социально слабым» в первую очередь должны помогать государственные учреждения и социальные службы.

Государство не поможет

«Государство – наше самое слабое место», – считает Дмитрий Зимин, основатель семейного фонда «Династия». – Оно не имеет четкой позиции в отношении частной благотворительности и не стимулирует этот процесс».

Лариса Зелькова, генеральный директор Благотворительного фонда Владимира Потанина, поддерживает это мнение: «Государство называет себя зрелым, а ведет непоследовательно. Говорит, что поддерживает благотворительность, но по факту не дает никаких льгот, в том числе и налоговых, то есть не дает развиваться благотворительности». В результате в России инфраструктура благотворительности сильно перекошена в сторону государственных некоммерческих организаций, считает она. Они получают от государства заказ на очень большой объем социальных работ. И НКО при проведении конкурсных процедур дискриминируются. Из-за этого НКО могут рассчитывать в основном на частные деньги, а это искажает благотворительную среду, считает Зелькова.

Кроме того, многие сильные НКО, возникшие как гражданские инициативы, часто вынужденно теряют независимый статус и встраиваются в структуру правительственных социальных организаций, чтобы получить возможность обслуживать, например, пожилых людей или инвалидов, добавляет Мария Черток, директор «СAF Россия». В свою очередь, государственные и муниципальные НКО в поисках внебюджетных источников финансирования выходили на грантовые конкурсы негосударственных, в том числе зарубежных, фондов и получали их поддержку. Например, в «CAF Россия» в 2003 г. 56% грантополучателей представляли собой государственные и муниципальные НКО, в 2008 г. их процент вырос до 82%. В России происходит постепенное уменьшение количества неправительственных НКО в пользу государственных и муниципальных. В общем контексте это приводит к размыванию границ между типами НКО, считает Наталья Каминарская из «Форума доноров».

При этом правительство давно собирается расширить перечень налоговых льгот для предприятий и частных лиц, занимающихся благотворительностью и социальным бизнесом. Комиссия Общественной палаты по развитию благотворительности и совершенствованию законодательства о НКО, по словам ее эксперта Елены Тополевой, вместе с Минэкономразвития подготовили комплекс законодательных инициатив, включающих в том числе налоговый вычет в 25% от годового дохода с сумм, направленных на благотворительные цели в любые НКО (сейчас только в НКО, финансируемые государством, и на определенные цели). Этот пакет уже второй год проходит согласования в министерствах.

Олег Сысуев объясняет эту неторопливость тотальным недоверием. «3а 20 лет государство и общество не изменились. Они по-прежнему не доверяют друг другу. Поэтому и нет налоговых льгот. У нас и люди друг другу не верят. Россияне готовы ужинать друг с другом в ресторанах, но по-настоящему объединиться – это касается и рамок одного благотворительного фонда, и любых других общественных организаций – они не готовы», – говорит он. Сысуев называет корпоративную закрытость одним из главных веяний последних 10 лет, поэтому сообществу необходимо сплотиться и быть смелее в высказывании своей коллективной позиции.

Руслан Гринберг, директор института экономики РАН – член корреспондент РАН, д. э. н., профессор, считает, что говорить о перспективах благотворительности в России необходимо в контексте структурных изменений, которые начались с мировым финансовым кризисом. «Последние 50 лет – золотой век рыночной экономики. В результате к началу нового тысячелетия у нас впервые за всю историю человечества, по сути, бесклассовое общество. Но всеобщая эйфория обогащения, которая принесла деньги и в сферу благотворительности, заканчивается. Теперь мы по всему миру наблюдаем усиление роли государства во всех сферах, включая социальную. Когда кризис закончится, велика вероятность, что, во-первых, государство станет мощным рыночным игроком, а во-вторых, усилится олигополизм, то есть сократится число компаний, и это прямым образом скажется на сфере благотворительности», – считает он.

Резко против вмешательства государства в деятельность частных благотворителей Ирина Боганцева, директор частной школы «Европейская гимназия». «Лучше бы государство нас оставило в покое, – уверяет она. – Потому что государству никто не доверят и ко всему, к чему оно притрагивается, тоже появляется недоверие. Мы обойдемся собственными силами. Это государство без нас не может. Мы без него очень даже».

Даты