Токио-монстр

В отличие от «Парижа, я люблю тебя» в «Токио!» не заметно ни любви к городу, ни даже города. Цели «японцы глазами иностранцев» продюсеры перед режиссерами тоже явно не ставили. Скорее всего, задачу сформулировали как «маргиналы в мегаполисе».

Режиссеры выстрелили, однако, синхронно. Все три новеллы – про монстров. Все – про психологические мутации. Все – про окончательный разлад с миром. Все – про социальный аутизм. Видимо, тема «мегаполис и одиночка» заставляет режиссера-интеллектуала стрелять в строго определенном направлении.

Предопределенность не помешала фильму получиться забавным. Из трех новелл единственной необязательной выглядит корейская – хотя Джун-хо Бонг и считается надеждой киноманов после «Воспоминаний об убийстве». Короткометражка о любви между двумя hikkikomori (популярный в Японии бзик, когда люди настолько боятся мира, что годами не покидают квартир) – остроумная, но чересчур миленькая.

Новелла Гондри неожиданнее: девушка от разлада с действительностью постепенно превращается в стул. И в таком обличье обретает гармонию. Создатель «Вечного сияния чистого разума» и «Перемотки» самонадеянно заверяет, будто вдохновлялся картинами Романа Полянского «Отвращение» и «Жилец». Вспоминается и Дэвид Кроненберг, у которого психологические мутации завершаются физическими. Но в случае Гондри это Кроненберг трогательный, человечный.

Кто оттянулся по-настоящему, чья новелла и делает «Токио!» маленькой киносенсацией, так это культовый Леос Каракс. Японское кино легендарно монстрами. Каракс и придумал сюжет про монстра по имени Merde-Дерьмо, который обитает в канализации, ненавидит японцев за разрез глаз, напоминающий ему... о чем бы, вы думали?.. о наиболее интимной части женского тела, и поэтому швыряет в них гранатами. Каракс сравнивает Merde с Годзиллой, но уточняет, что этот Годзилла – расист и фундаменталист. А еще сопоставляет с мистером Хайдом – воплощением звериного подсознания интеллигентного доктора Джекила. На этом культурные параллели не заканчиваются. Merde – еще и истинное дьявольское отродье. После ареста его берется защищать единственный, кто понимает его варварский язык, в котором (отдельный радостный режиссерский перформанс Каракса) играют роль не только тарабарщина, но и жесты в виде бития себя по щекам и щелкания по зубам. Это французский адвокат по фамилии Воланд.

Самое удивительное, что Merde симпатичен. Окружающий его мир (речь не о японцах, о мире вообще) куда более расистский, только прикрывается политесными фразами. Новелла Каракса – сатира на всю современную цивилизацию. Дурацкая бородка скошена у Воланда и Merde точно так же, как у Линкольна с пятидолларовой купюры. Все трое – родственники. Но и Каракс – родственник Merde, только по другой линии. Не зря Merde изображает Дени Лаван, который играл альтер эго Каракса почти во всех его фильмах. «Это мистер Хайд, таящийся сегодня и в вас, и во мне. Я не расист и не террорист, но тоже иногда хочу спрятаться под землей», – концептуально заметил Каракс. Не один он хочет.