Эссенция драмы

Концерт итальянской примадонны стал завершением филармонического цикла «Звезды мировой оперы в Москве», состоявшего всего из трех концертов. Если немка Надя Михаэль выступила ярко, но несовершенно, а русская певица Екатерина Губанова – классно, но немного приглаженно, то Анна-Катерина Антоначчи продемонстрировала одни только плюсы.

Красивая итальянка крепкого сложения, Антоначчи выступает уже более двадцати лет и находится в безупречной форме, что есть следствие прежде всего ума. Капитальное рацио в поющем организме, жестко контролирующее такие вещи, как эмоциональность, женственность и артистическая самоотдача, – вот средство, с помощью которого артистка, быть может не обладающая исключительной природой голоса, крепко держит высоту своего искусства.

Не случайно ей удается с равным успехом исполнять такое количество совершенно разных партий. Кто бы другая могла спеть, да еще подряд, блестящую арию Фиордилиджи из Cosi fan tutte Моцарта, изобилующую колоратурами в диапазоне сопрано (впрочем, и низкими нотами тоже), и томительно-монументальную арию Маргариты с рожком из «Осуждения Фауста» Берлиоза, всегда исполняемую певицами меццо-сопрано? Все остальные номера программы относились к меццо-сопрановому репертуару, но это ничего не говорит о любимом репертуаре Антоначчи в целом, которая сплошь и рядом поет героинь с высоким голосом.

Самое удивительное в артистке, впрочем, не владение вокальными секретами, а умение, исполняя небольшой фрагмент, заложить в него содержание того целого, откуда он взят. Вся драма Шарлотты, тревожащейся и теряющей-таки Вертера, копошилась в двух фрагментах из оперы Массне, которые Анна-Катерина Антоначчи спела с необыкновенно гордой силой. В этих двух сценах был выработан весь ресурс трагического, заготовленный слушателю на вечер, остаток же концерта певица, снова поступив умно, откровенно блистала в «Песне о фате» из «Дон Карлоса» Верди, Сегидилье и Цыганской песне из «Кармен» Бизе. Аккомпанемент греческого дирижера Георгия Петру, руководившего оркестром «Новая Россия», был гибок и точен, а некоторые оркестровые номера, вроде увертюры Берлиоза «Римский карнавал», даже украсили вечер.