Не ждали
Не прошло и двадцати лет с тех пор, как Юрий Кара закончил съемки «Мастера и Маргариты», – и вот наконец экранизация любимого романа советской интеллигенции выходит в прокат. Глумиться над ней уже грешно, но испытать чувство ностальгии тоже не получается
Честно говоря, вообще непонятно, как этот фильм сейчас воспринимать. Как памятник эпохе, когда советское кино уже исчезло, а новое массовое еще не родилось? Как кич докомпьютерной эры? Как наивное искусство?
Все здесь более-менее ожидаемо, но по-своему прекрасно и удивительно. Кустарные, времен сказок Птушко и Роу, спецэффекты. Ощущение папье-маше даже там, где съемки вроде бы натурные. Уютное гнездышко Мастера и Маргариты, похожее на воплощение эстетического идеала Эллочки-людоедки. Кот Бегемот с брежневскими бровями, сбежавший с утренника в детском саду. Просветленный взгляд Иешуа – Бурляева. Опереточный хохот Воланда – Гафта. Маргарита – Вертинская в газовой накидке, летящая на метле. Наконец, грандиозный бал у Воланда, напоминающий пародию на порнографический пеплум Тинто Брасса «Калигула», но с критикой тоталитаризма (куча голых баб в бассейнах усадьбы Царицыно, зато среди гостей – Петр Первый, Ленин, Сталин и Гитлер). Да, такое, пожалуй, больше не снимут нигде и никогда.
И все-таки это не столько комично, сколько печально. Даже не из-за того, что титры слишком уж смахивают на мартиролог (Михаил Ульянов, Виктор Павлов, Спартак Мишулин, Борислав Брондуков, Владимир Кашпур, Евгений Весник). А из-за ощущения, что этот фильм – метафора чудовищной тщеты любых усилий и упований. Парад народных артистов, 17 лет между съемками и выходом на экраны – и анекдотический, в сущности, результат. Сменилась эпоха (если не две), одни участники проекта умерли, другие состарились, хотелось бы смахнуть хоть слезу ностальгии, но слеза, как назло, не течет, и даже желчь не вырабатывается, нет ни смеха, ни жалости, ни стыда, и смотришь в экран как дурак и не знаешь, зачем и кому это нужно.
Давно не важно, из-за каких разногласий между режиссером, продюсерами и наследниками писателя фильм столько времени пролежал на полке. А сам по себе впечатляющий срок консервации – без малого два десятилетия – не способен сделать из премьеры событие. И лишь неуместность, ненужность и нелепость этой картины здесь и сейчас парадоксальным образом придает ее появлению осмысленность – именно потому, что ничего настолько же бесполезного (почти не имеющего ни эстетической, ни коммерческой ценности) в современной системе кинопроката не предполагается. В этом есть какая-то самодостаточная странность, причуда, вывих привычного порядка явлений, которые шли своим абсурдным чередом – и вдруг столкнулись с другим, уже забытым, абсурдом.