По привычке

«Лючия ди Лам-мермур» в венецианском театре «Ла Фениче» запела русским голосом. Этого не хватило, чтобы понять режиссерскую концепцию
Michele Crosera

Венецианский театр «Ла Фениче» хоть и отстроился после разрушительного пожара 1996 г., но не лишился милых привычек итальянских опер. Публика здесь может простодушно шуршать пакетами во время самых задушевных арий, от восхищения без конца цокать языком, а капельдинеры, заслышав третий звонок, ходят между рядами и шикают на плохо угомоняющихся после антрактного просекко зрителей. К исполняемой на итальянском языке опере полагаются титры – тоже на итальянском, видимо, чтобы фанаты разучивали язык и мысленно подпевали в ударных местах.

В «Лючии ди Ламмермур» таких мест немало, и у режиссеров часто возникает соблазн довериться музыке без остатка. Джон Дойл не стал исключением. Он не то чтобы считается специалистом по Доницетти, но уже не раз ставил «Лючию ди Ламмермур» – и в Глазго, и в Хьюстоне, и в Мариинском театре (за что был убедительно руган петербургской критикой). В Венеции он вновь сотрудничает с английской художницей Лиз Эшкрофт, которая не изменила своему пристрастию к аскетизму и минимализму. Но странное дело – пара новых штрихов превратила ее декорацию из унылой в приемлемую. Огромные занавесы с косыми подолами периодически разрезают пустынную стену. В качестве поощрения зрительскому глазу на ней появляется то пара кресел, то полноценные столы. Но так ли это важно для режиссерской концепции с ее абсолютным доверием к музыкальному тексту и убежденностью в том, что оперная режиссура хороша лишь в формах эпохи Доницетти?

У такого взгляда есть поклонники, но неясно, почему зрители готовы при этом покидать зал прямо посреди арий. Хотя поют ведь по-итальянски душевно. В первую очередь это касается баритона Симоне Пьяцолы (лорд Генрих Эштон) и тенора Джанлуки Терановы (сэр Эдгар), местами выступавших как блистательный дуэт, да и в сольных ариях позволявших себе размах едва ли не русского размера. А вот настоящая русская на сцене смотрелась скромнее. Екатерина Садовникова слегка распелась во втором акте, но в целом произвела впечатление не самой запоминающейся и эмоциональной Лючии. Неудивительно, что для трансляции спектакля в итальянских кинотеатрах выбрали вечер с певшей с Садовниковой в очередь Джессикой Пратт (а вот Пьяцола и Теранова вполне могли бы составить конкуренцию Клаудио Сигуре и Шалве Мукерии соответственно). Впрочем, Садовникова уже закрепилась в итальянском репертуаре, она выступает не только в «Ла Фениче», но и неаполитанском Сан-Карло, а осенью пела Джильду в ковент-гарденовском «Риголетто».

35-летний дирижер Антонио Фольяни тоже специализируется на итальянской опере, большая часть его ангажементов приходится на родные театры (хотя как симфонический дирижер он выступает с разными европейскими оркестрами, включая московский НФОР). Это знакомая многим мягкая манера исполнения, без особых глубин и проблесков и с той особой певучестью, что могла бы иной раз заменить собой режиссуру. Да вот незадача – на дворе XXI век, и многие в зале принадлежат уже ему, а не эпохе Доницетти.