Победа кулинарии

Московская публика смотрит спектакль, слегка скучая. На первом показе аплодисменты раздались лишь однажды – во время апокалиптического финала, который постановщики решили превратить в митинг с лозунгами всех мастей, среди которых вдруг вынесли и такой: «Свободу олигархам». На чистом русском языке.

В остальном содержание зрелища трогает нас мало. Действие буксует. Персонажи такое дерьмо, что сочувствовать некому. Антибуржуазный пафос, от которого распирало молодого Брехта, нам чужд. В дельцах с уголовным прошлым, поставляющих радости жизни состоятельным господам, мы сегодня уже себя не угадываем. Коллективный половой акт на оперной сцене нас не шокирует. Мусорная куча вместо декорации (постановка и оформление каталонской группы La fura dels Baus) не возмущает. Мотивчик «Прощай, луна Алабамы» мы слышали в исполнении Дэвида Боуи и Doors. А место Брехта в мировой культуре мы давно отдали Ларсу фон Триеру.

Прекраснодушный интендант театра «Реал» Жерар Мортье ратует за политический театр, имеющий общественное звучание, – в чем солидарен с Брехтом, критиковавшим оперу как вид искусства за «кулинарность». Но, как ни уважай подобные взгляды, опера «Возвышение и падение города Махагони» не устарела именно благодаря своим кулинарным качествам – она и сегодня звучит очень свежо. Курт Вайль положил в нее ингредиенты, которые не протухли за ушедший век – а именно сочные интонации и ритмы низких жанров. Немецкая кабаретная песня и американский джаз превращены в зонги города Махагони так прихотливо и элегантно, как это могло получиться только у продвинутого выпускника берлинской консерватории. Став оперной, музыка ресторанов и притонов приобрела искаженные, гротескные и оттого еще более привлекательные черты. Все это мадридской труппе удалось замечательно исполнить.

Мужской хор не заглушает пятерых хористок-женщин, которые как бы связывают хоровое и сольное начало – эту идею Вайля мадридцы воплотили в образцовом балансе. Очень ладно звучит Симфонический оркестр Мадрида – слышно, умеющий играть не только оперный репертуар. Особую краску в нем создают саксофоны, солирующие в перекличках с певческими голосами. Между мадридской премьерой прошлого года и нынешними московскими гастролями есть важное отличие: если в Мадриде за пультом стоял испанский дирижер, то в Москве дирижирует Теодор Курентзис. В ритмичных и громких эпизодах он так же подтянут и точен, как и его испанский коллега, а в медленных и тихих подпускает такого ажурного колдовства, что понравилось бы, наверное, самому Вайлю. Кроме того, в роли Дженни чернокожую канадку из первого состава в Москве заменила полька Эльжбета Шмытка. Голос европейского тембра, немецкий язык, на котором поется один из зонгов, и стиль ансамбля, задаваемый Курентзисом, слегка уводят фокус из Америки в Европу, от мюзикла в сторону – нет, не кабаре, а классического, прямо-таки моцартовского стиля, которым дирижер и артистка так великодушно наградили дешевую шлюху из города Махагони.

В целом же состав солистов (он один на три спектакля) на удивление ровный. Две звезды – Уиллард Уайт в роли проходимца Мозеса и Джейн Хеншель в роли вдовы Бегбик задают планку большого вокала, ей соответствуют все остальные солисты, особенно корпулентный тенор Михаэль Кениг с большим и гибким вагнеровским голосом (лесоруб Джимми, растерявшийся в городе удовольствий) и тенор-комик Джон Истерлин.

Вполне добротная, без особых затей постановка не испортила российской премьеры «Махагони». Лучше поздно, чем никогда, и спасибо году Испании в России. Брехту больше повезло, его в России ставили. Зато – теперь мы поняли – место Вайля в мировой культуре никто не занял. Слишком артистично составлен его рецепт, чтобы по нему готовить.