«Вернулись во времена Петра I», - Давид Якобашвили, председатель совета директоров корпорации «Биоэнергия»

Часть вырученного от продажи «Вимм-билль-данна» Давид Якобашвили вложил в компанию по добыче и переработке... торфа. У этого бизнеса в России огромный потенциал – ведь СССР был мировым лидером в торфодобыче

1992

соучредитель казино «Метелица» и «Чери»

1992

соучредитель, член совета директоров «Вимм-билль-данна»

2000

член правления Российского союза промышленников и предпринимателей

2001

председатель совета директоров «Вимм-билль-данна»

2011

член совета директоров АФК «Система»

2010

председатель совета директоров корпорации «Биоэнергия»

Что такое торф

Торф – полезное ископаемое, образованное скоплением остатков растений, которые подверглись неполному разложению в болотах. Его начали использовать в качестве топлива в Голландии и Ирландии еще в XII–XIII вв. В XVI–XVII вв. его добыча началась в Германии, Швеции и других странах Европы. Петр I привез европейские наработки в Россию, впервые торф начали добывать под Воронежем в 1700 г., затем – под Петербургом и в других регионах. В 1913 г. в России появилась первая работающая на торфе электростанция мощностью 5 МВт. В советское время на торфе работало огромное количество предприятий, к 1980 г. у нас производилось самое большое количество торфа в мире, 100–150 млн т в год, но затем начался резкий спад, и сейчас во всей стране добывается лишь около 1,5–2 млн т в год. По сути, мы сейчас вернулись во времена Петра I, иронизирует Якобашвили: объемы производства вернулись на уровень 300-летней давности, а технологии переработки не намного ушли вперед.

Корпорация «Биоэнергия»

Энергетический и машиностроительный холдинг. Корпорация «Биоэнергия» была создана весной 2011 г. на базе нескольких российских торфодобывающих и перерабатывающих производств, занимается добычей, переработкой и производством различных видов продукции на основе торфа и промышленным инжинирингом. Главные производственные активы сосредоточены во Владимирской, Тверской и Ярославской областях. Совладельцами компании являются Якобашвили (67,5%), Вадим Лобов (22,5%) и президент «Биоэнергии» Ян Яновский (10%).

Торф для аромата

Торф может пригодиться даже в производстве виски. Так, некоторые шотландские вискокурни используют его для сушки ячменного солода, из которого затем производится напиток. Этот процесс придает таким сортам виски специфический торфяной аромат.

После продажи в конце прошлого года 66% акций «Вимм-билль-данна» американской PepsiCo за $3,8 млрд Давид Якобашвили, Гавриил Юшваев и другие основатели этой компании стали анализировать новые направления для инвестиций. И уже в начале 2011 г. Якобашвили объявил о неожиданном проекте – создании предприятия по добыче и переработке торфа, в первую очередь для использования в качестве топлива. Для развития этого проекта была создана корпорация «Биоэнергия», где бизнесмен занял пост председателя совета директоров. В этот проект он и его партнеры планировали вложить около $200 млн. Почему Якобашвили считает такие инвестиции интересными с финансовой точки зрения, как будет развиваться торфяной проект без финансовой помощи государства и что могло бы дать стимул для развития альтернативной энергетики, бизнесмен рассказал в интервью «Ведомостям».

− Почему вы решили заняться торфяным бизнесом? Это довольно необычное направление инвестиций...

− Летом 2010 г., как вы помните, мы столкнулись с масштабными пожарами торфяников, и тогда достаточно остро встал вопрос: «Что с ними делать, чтобы избежать пожаров, дыма и смога, и кто вообще этим должен заниматься?» Тогда высказывались эмоциональные идеи залить все водой и никого не пускать в лес, что в российских реалиях, мягко говоря, плохо реализуемо. И тогда же прозвучала здравая мысль о том, что лучшая профилактика торфяных пожаров – это продолжение разработок торфяников. Горят торфяники заброшенные, необрабатываемые. А там, где добывается торф, всегда есть специальная техника, люди, способные быстро отреагировать на ситуацию. И это был для нас первый сигнал присмотреться к торфяной теме. Дальше стали смотреть, изучать этот вопрос и выяснили, что торф со всем его потенциалом применения в различных производственных областях у нас как-то незаслуженно забыт и невостребован. Мы посчитали экономику проектов переработки торфа и поняли, что при нынешней цене на нефть и уголь торф становится рентабельным видом топлива. Затем мы начали консультироваться со специалистами по торфу и смотреть – какие еще возможности и перспективы применения у этого ресурса существуют в других сферах, не касающихся энергетики. Здесь тоже стало понятно, что это интересно: сельское хозяйство, фармацевтика, химия, строительство. Стали более тщательно просчитывать проект, пришли к тому, что на сегодня торф как топливо – это в приоритете, параллельно смотрим развитие остальных направлений. По энергетике все очевидно: углеводородов все меньше, цены на них постоянно растут, существует и политическая составляющая, и необходимость разумного использования природных ресурсов. В наибольших объемах торф как топливо сейчас используется в Финляндии, Ирландии, Белоруссии, в Литве и Швеции растет интерес к этой теме. В Советском Союзе торф тоже когда-то активно использовался, на нем работали теплоэлектростанции в Москве, Подмосковье, производства в других регионах центра России. Но когда у нас появилось такое дешевое топливо, как газ, торфяные месторождения были заброшены.

Мы занялись этим бизнесом в том числе и потому, что он никому не был нужен, никто им серьезно не занимался. Уже в начале 2011 г. пришли во Владимирскую область, заключили соглашение с местными властями, начали восстанавливать там добычу и модернизировать котельные для работы на торфе. Затем вышли в Тверскую и Ярославскую области.

− Как сейчас выглядит ваш торфяной бизнес?

− Нами была разработана концепция биоэнергетического кластера полного цикла. Ведь важно не только добыть и переработать торф, главное – нужно создать полноценную инфраструктуру его использования. Сейчас, если использовать торф как топливо, сразу встает вопрос эксплуатации сетей ЖКХ, в частности муниципальных котельных. Местные власти с удовольствием идут нам навстречу, иногда готовы отдавать даже электростанции. Дальше встает вопрос их модернизации. Какие-то котельные можно отремонтировать и усовершенствовать, но во многих случаях нужно просто выбрасывать все имеющееся оборудование, которое там служит несколько десятков лет, и ставить новое. Соответственно, надо решать: находить это оборудование в России или везти его из-за границы? Вот этому всему мы сейчас должны учиться, найти надежных поставщиков и эффективные технологии, подобрать хорошие кадры. Мы работаем в небольших городах, поселках, обеспечиваем их теплом и сами занимаемся сбором денег. Увы, сети чаще всего в плачевном состоянии, и нам проще сейчас самим следить за их работой и собирать деньги за свои услуги.

Дальше – вопрос переработки. Мы можем добывать фрезерный торф и сразу же сжигать его в близлежащих котельных, и тогда у нас исчезает потребность в транспортировке и подготовке самого торфа к перевозке, что дает определенную экономию. Но для транспортировки торфа на расстояния более 30 км и для улучшения его теплотворных качеств наиболее необходимо делать из торфа брикеты или пеллеты, значит, нужно создавать соответствующие производства.

Да, возможно, это необычная для России сфера для инвестиций, но мы считаем этот проект очень перспективным. Ведь торф – это не только топливо, из него можно произвести более 70 видов продукции. Это и различные натуральные удобрения, и абсорбенты для нефтяной, химической и медицинской промышленности, кроме того, уже сейчас ведутся перспективные разработки по использованию его в косметологии и курортологии. Все это может дать хороший экономический эффект, но это пока работа на перспективу – здесь нам нужно самим еще многое изучить, понять, найти специалистов и так далее.

− Предприятия, которые добывают торф, принадлежат вам? Каковы их запасы?

− Добывающие мощности существовали и работали давно – и в Ярославской области, и в Тверской, и во Владимирской. Мы их купили, теперь нужно их модернизировать, докупить оборудование, укомплектовать штат. В следующем году мы планируем увеличить добычу и выйти на цифру 400 000 т торфа. Сейчас у нас три кластера – по одному в каждой из трех областей, в дальнейшем мы планируем через два-три года добывать не менее 1 млн т с каждого месторождения. Такими темпами нам можно будет работать долгие годы. По сегодняшним оценкам, запасы по месторождениям, на которых корпорацией ведутся работы, составляют около 100 млн т. По сравнению с общероссийскими запасами это очень немного – в стране насчитывается около 300 млрд т торфа, этого хватит на тысячи лет. Купить новые месторождения, как оказалось, порой непросто. У многих есть свои хозяева, которые их практически не используют. Но когда мы просим эти месторождения продать, они видят, что у кого-то есть интерес, и нам сразу выставляют серьезные ценники.

− А сколько у вас сейчас котельных?

− Сейчас у нас запустился пилотный проект во Владимирской области, там уже работают котельные как на российском, так и на импортном оборудовании. Часть котельных работает на фрезерном торфе, часть на брикетах. Сейчас мы строим и производство пеллет. Сырье заготовили летом сами, если необходимо, то закупаем его у других поставщиков – т. е. работа уже идет. Хотелось бы, конечно, быстрее, но пока нам не хватает опыта... Этой зимой мы должны все отработать, сравнить ввезенное оборудование, протестировать технологии – и тогда будем готовы к масштабному расширению.

− Кто вас консультировал?

– Мы и сами прочитали очень много литературы по этой теме, советовались с российскими специалистами, работающими в этой отрасли с советских времен, ездили перенимать опыт в Финляндию. Финны потом приезжали к нам, ездили на наши региональные производства. В середине ноября мы подписали соглашение о стратегическом сотрудничестве с финским концерном Vapo Oy, который является крупнейшим в мире производителем торфяного топлива. Компания работает с 1940 г., и сейчас ее доля на рынке торфяного топлива Финляндии составляет 80%. У них накоплен огромный практический опыт в сфере торфодобычи и переработки.

Вообще, мы много внимания сейчас уделяем подбору кадров. Нам нужны думающие, квалифицированные и результативные люди. На сегодня мы привлекли с рынка и сформировали эффективную команду, надеемся, что она пополнится людьми неравнодушными к отрасли и способными вывести проект на хорошие объемы.

− С какими проблемами вы столкнулись, когда начали заниматься этим бизнесом?

− К сожалению, выяснилось, что та огромная научно-техническая база в области добычи и переработки торфа, что функционировала во времена Союза, за последние 20 лет пришла в очень сильный упадок. В Белоруссии эта база еще осталась, там добывают 2,5 млн т торфа в год, они сейчас уделяют большое внимание торфу как альтернативе нефти и газу. Соответственно, там развиваются и новые уборочные технологии, и переработка. Мы до сих пор пользуемся дедовскими методами: сушим добытый торф на солнце, потом его брикетируем – и при этом ограничены сроками сезонной добычи. Вот один из не решенных, но очень важных вопросов – организация всесезонной промышленной добычи торфа. Найдем решение – будут совсем другие показатели, другая эффективность по проекту.

Плюс обнаружилась очень специфическая проблема: во многих местах люди совершенно разучились работать. Нет трудового потенциала, нет кадров. Мы все-таки стараемся их как-то переучить, стимулировать их работать и получать за это достойную заработную плату – и находим здесь полное понимание со стороны губернаторов.

− Сейчас у вас есть готовая экономическая модель проекта?

− Законченной модели нет. Мы, конечно, посчитали и пришли к выводу, что заниматься торфом выгодно, но здесь очень многое зависит от различных факторов. Например, если модернизировать способы добычи и переработки торфа, реконструировать котельные, сократить потери тепла в сетях и т. д. – все это приведет к росту эффективности проекта. Кроме того, можно развивать и другие направления – производство удобрений, товаров для здоровья и т. д., это продукты с высокой добавленной стоимостью, и они могут давать уже другую прибыль. Как я и говорил, это проекты на перспективу, они пока еще не изучены нами. Но даже если заниматься только топливом, то и в таком случае вложения оправдаются, хотя я вряд ли могу назвать какие-то конкретные цифры. В конце ноября мы открыли специализированный торговый дом, специалисты которого будут заниматься и дистрибуцией продукции, и изучением рынка, и запуском новых продуктов на основе торфа. Вся продуктовая линейка будет выпускаться под единым брендом «Биоэнко», мы сейчас регистрируем эту торговую марку.

− Какие удобрения планируете производить?

– Например, гумусовый мелиорант на основе торфа, он эффективнее навоза и позволяет на 7–8% повысить урожайность пшеницы, а кукурузы – уже на 30–40%. Вообще, гумматы – это интересная тема. Они хорошо повышают всхожесть семян, усиливают рост растений, препятствует поступлению вредных веществ из почвы в агропродукцию. Они экологически безопаснее и вполне могут заменить химические удобрения.

− Существуют ли технологии промышленного производства таких удобрений или их еще нужно создавать?

− Технологии уже есть, такие производства работают, но в основном в других странах. Российский торф даже вывозился, а уже за рубежом перерабатывался в удобрения – хотя можно было бы делать это здесь и получать большую добавленную стоимость в стране. Сегодня мировой рынок удобрений из торфа – около $3 млрд в год, в этой нише и мы могли бы найти свое место.

− Когда такие производства вы планируете создать?

− Не могу пока назвать точных сроков, ориентируемся на перспективу запуска в 2–3 года.

− Сколько сейчас вы инвестировали в свой торфяной проект?

− Несколько десятков миллионов долларов.

− В начале года вы рассказывали «Ведомостям», что готовы вложить в него около $200 млн. Можете рассказать, во что именно будут вложены эти средства?

− Все очень быстро меняется, аппетит приходит во время еды, так что сейчас я бы не стал называть конкретных сумм и направлений инвестиций. Зависит от того, какие проекты мы посчитаем целесообразными, а на это может потребоваться и $100 млн, и $1 млрд. Сейчас мы посмотрим, как будут работать уже имеющиеся предприятия, и будем оценивать новые сегменты.

− Альтернативная энергетика сегодня во всем мире требует государственных субсидий. А вам какая-то помощь со стороны государства нужна?

− В первую очередь хотелось бы, чтобы нам просто не мешали. Если страна примет законодательство, которое удушит эту отрасль, не дав ей развиться, понятно, что никаких положительных результатов мы не получим. Например, мы могли бы вывозить торф и продукты из него в другие страны, но здесь все зависит от экспортных пошлин, и было бы неразумно поднимать их, пока отрасль не развилась. Во-вторых, нужно решить вопрос с тем, куда относить торфяные месторождения – к водным ресурсам, так как это болота и заболоченные территории и по законодательству они относятся к водному фонду, или к лесному фонду и иным категориям земель, как чаще всего происходит на практике? От этого сильно зависит, какой налог мы платим за использование этого месторождения: для лесных ресурсов они существенные, а для водных – отчисления сравнительно небольшие. С нашей точки зрения, это все-таки водный ресурс, ведь речь идет об эксплуатации болот, какой там лес? Больше никакой существенной помощи не требуется, в том числе никаких субсидий из бюджета или каких-то других финансовых вливаний. Хотелось бы, чтобы государство нас услышало, ведь с точки зрения государства задачи две: чтобы появлялись новые рабочие места, развивался отечественный бизнес, и чтобы торфяники не горели.

− Добыча торфа тоже влияет на экологию: осушаются болота, меняется микроклимат. Насколько, на ваш взгляд, существенны эти эффекты?

− При нынешних объемах производства – совершенно несущественны. В советские времена при существовавших тогда объемах добычи такие изменения действительно были, но сейчас уже все стабилизировалось. Ошибкой было бы опять заливать торфяники водой, это как раз привело бы к новым изменениям в экологии регионов, где они расположены.

− Сейчас многие страны занялись развитием альтернативной энергетики. Китай активно поддерживает этот сектор, в результате чего сейчас эта страна становится лидером и по ветроэнергетике, и по солнечной энергетике. На ваш взгляд, почему альтернативная энергетика так бурно развивается в Китае и что мешает ей развиваться здесь, в России?

− Китай, кстати, один из лидеров и по добыче и переработке торфа, этот сегмент там тоже быстро развивается. Но все зависит от цены. Когда новый энергоноситель становится выгодным, он просто автоматически становится популярным. В России же мы пока сидим на нефтегазовой игле. Здесь очень много противников альтернативной энергетики, которым неинтересно заниматься этим, они хотят лишь подключиться к трубе и что-нибудь пораспределять. Может быть, стоит даже немного специально закрутить эту трубу и, напротив, создать более льготные условия для освоения альтернативных энергоресурсов, и тогда у нас все получится. Нам нужна продуманная государственная политика, понимание, какие не только экономические, но и экологические, и социальные эффекты дает развитие альтернативной энергетики.

− Вы обсуждали эти вопросы с чиновниками и депутатами?

− Обсуждали, и вроде бы все соглашаются с необходимостью такой политики, хотя мало что происходит. Наверное, нужно указание с самого верха... В любом случае должно пройти достаточно много времени, пока эти идеи дойдут до умов людей.

− В принятой правительством энергетической стратегии до 2030 г. обозначена цель – в 2020 г. 4,5% всей электроэнергии в России должно вырабатываться из возобновляемых источников. Правда, там практически ничего не говорится о том, как этой цели предполагается достигнуть. На ваш взгляд, реализуемы ли эти планы?

− После того как цель определена, должны быть прописаны и обязательства, тогда появится и ответственность за выполнение этих целей.

− В России на словах многие согласны с необходимостью улучшения окружающей среды, внедрения более экологически чистых технологий и т. д. Но когда оказывается, что повышение экологичности тоже имеет свою цену, платить мало кто хочет – например, нефтяники и автомобилисты уговорили правительство перенести сроки внедрения «Евро-4». На ваш взгляд, почему так происходит и почему в других странах готовы идти на такие шаги?

− Все дело в правильных стимулах. С тем же «Евро-4» нужно не только угрожать санкциями за то, что мощности по производству топлива этого стандарта не будут запущены вовремя, но и давать льготы нефтяным компаниям, которые готовы это делать. Кто-то должен подумать, чтобы такие стимулы создавать, но опять же нужна осмысленная политика государства в этой области.