Мнимый Аполлон
Под занавес года Голландии в Москву впервые приехал главный голландский композитор - живой классик Луи Андриссен. Выяснилось, что Москва знать его не хочет
Если несколькими днями раньше в Концертном зале Чайковского, где выступал амстердамский «Концертгебау», яблоку было негде упасть, то исполнение ключевого сочинения Андриссена - «Государства» на тексты Платона - прошло при на четверть заполненном зале. Конечно, раньше «Концертгебау» и Андриссен были антагонистами: лидер новой голландской музыки знал, как устроить патриархальному оркестру кузькину мать. Но сегодня 74-летний композитор сам получает от «Концертгебау» заказы и только по привычке ворчит: «Надоело мне это прилизанное совершенство. Ваш московский ансамбль мне нравится больше».
Московский ансамбль современной музыки, расширенный до небывалых размеров, сыграл «Государство» прекрасно - без дураков. Равно как и другую пьесу - «Страсть» на экзальтированные тексты итальянского поэта-сюрреалиста Дино Кампаны, в которой сольные партии исполнили скрипачка Моника Жермино и певица Михаэла Ринер. Дирижер Юрьен Хемпел сделал свою работу на совесть. Но вот только для кого?
Казалось бы, Луи Андриссен, помимо того что он великолепный композитор, имеет все шансы быть у нас модным не меньше Майкла Наймана или Анджело Бандаламенти. Музыка у него на слух нетрудная - это не какой-нибудь непроходимый авангард, в то же время никто не скажет, что она несовременная. Ритмы в ней острые, фактуры мужские, к академическим инструментам добавлены гитары, все подзвучено микрофонами - формат вполне для продвинутой публики. Репутация у композитора безупречная: марксист, сотрудник Питера Гринуэя и Роберта Уилсона. Структуры его своей законченностью похожи на живопись Мондриана. Он складывает свой текст и смотрит на него со стороны, как московский концептуалист. Если прислушаться, то он мягок и сентиментален. Однако фанов в Москве у него не больше, чем у мудреных Беата Фуррера или Сальваторе Шаррино.
Возможно, прав был Пьер Булез, говоря, что вопрос современной музыки - это вопрос вместимости зала. И правда, если бы «Государство» дали в зале поменьше - на «Винзаводе» или в «Гараже», то и публики бы не казалось так мало. А возможно, что у Андриссена есть с русской публикой фундаментальное расхождение, в особенности с московской. Скорее всего, оно абсолютно мнимое: достаточно прислушаться, и за аполлоничностью, опосредованностью, надуманностью станет слышна прямая эмоция. Но ведь у нас и Стравинского - того, что позже «Весны священной», - любят не так, как Шостаковича или Прокофьева.