Зеленая и синяя

Концерт с пастернаковским названием «Поверх барьеров» прошел в контексте созвучной ему по идее выставки «Отечество мое - в моей душе...» (строчка Марка Шагала), на которой представлены художники преимущественно еврейского происхождения, преимущественно русской культуры и повально выдающиеся.

Сопоставить выставку и концерт организаторы поручили пианисту Алексею Гориболю - вечно юному мальцу с седою головой, который умеет проводить концерты, как никто, эффектно и весело, выдерживая при этом трагическую нотку. Гориболь выходил в каждом номере, выводя за собой всегда несколько разный состав отборных певцов и музыкантов, которые исполнили произведения пяти авторов - отчасти еврейского происхождения, преимущественно русской культуры и повально выдающиеся.

В большинстве номеров программы еврейская тема была заявлена прямо и бесхитростно как фольклорная: на выставке таким образом дело обстоит у одного лишь Шагала.

«Увертюра на еврейские темы» - ранний Прокофьев (1919), любующийся мотивами иной культуры чуть со стороны, как и подобает наследнику Бородина и Римского-Корсакова. Ажурному пианизму Гориболя отвечал мягкий кларнет Михаила Безносова, фактуру стелил струнный квартет с Александром Тростянским на первой скрипке, Рустам Комачков, нежничая, играл виолончельное соло.

Вокальный цикл «Из еврейской народной поэзии» - высокий Шостакович (1948), напротив, острый до слез. Фольклорный элемент тут тоже есть, но не менее важно, что еврейское выступает синонимом униженной гордости и терпения. Слова жены сапожника «Врачами стали наши сыновья» в пору гонений на космополитов воспринимались как проявление отточенного мастерства в эзоповом искусстве. Вместе с Гориболем вышли три прекрасных певца - все отлично понимали свои партии, хотя чувствовалось, что у Венеры Гимадиевой и Бориса Рудака еще невелик опыт камерного музицирования: их голоса разлетались в стороны в избыточной акустике Белого зала - чего нельзя сказать об Олесе Петровой, которая уже мастер камерного жанра.

«Эскизы к Закату» - ранний Десятников, азартно скрещивающий местечковые мотивчики с племенными экземплярами мировой поп-культуры и получающий гибриды вроде «Еврейской ламбады» (год написания можно вычислить по одному этому названию: фильм «Закат», к которому изначально написана музыка, вышел в 1990 году) или пришивающий лишние два пальца к пятерне Дейва Брубека (пьеса Take Five And Seven). Плотно загруженный ансамбль состоял из Алексея Гориболя, Марии Федотовой на деревянной флейте, Михаила Безносова, Александра Тростянского и Павла Степина на контрабасе, и это было одно из лучших исполнений квинтета Десятникова за все закатные годы.

Три песни Густава Малера вошли в программу, вероятно, в силу пятого пункта, если он был пятым в австро-венгерском паспорте композитора, ибо если искать в музыке Малера что-то специфически еврейское, то придется рассуждать о неких глубинных структурах сознания, а это быстро приведет на опасную дорожку. Но музыкально именно эти песни (особенно «Души моей ничто не чарует» на слова Рюккерта - обычно переводится «Я потерян для мира»), спетые Олесей Петровой, стали негромкой кульминацией концерта - на выставке подобным сочетанием человечного и потустороннего притягивают два портрета Люсьена Фрейда.

Оставшийся номер достоин сравнения с по-своему особой картиной на выставке: Фальк. «Церковь (зеленая). На обратной стороне: Обнаженная на фоне синей драпировки». Мы видим церковь - действительно зеленую, а обратной стороны не видим, но верим, что там изображена именно обнаженная, причем на фоне синей драпировки. Преимущественное отличие музыки от живописи состоит в том, что в ней обе стороны человеческой натуры можно показать одновременно. Что и сделал Макс Брух, чья Kol Nidrei по теме - церковь, а именно молитва, читаемая на Йом-Кипур, а по звучанию - обнаженная на фоне синей драпировки, что и передал своим обворожительным исполнением Рустам Комачков. Сине-зеленый союз веры и жизнелюбия повернул нас лицом к югу: поверх барьеров мы услышали тепло солнечных стран, где религиозные переживания не состоят во вражде с волнениями страсти и экстаза.

Вот ведь о чем могут рассказать нам «Декабрьские вечера».