Застольная пьеса

Господин Кант и его гости собрались пообедать в кенигсбергском доме на Принцессинштрассе как раз в тот момент, когда новые времена еще не наступили, но есть стойкое ощущение, что вот-вот наступят. На дворе 1784 год. За три года до этого ничем не примечательного обеда Кант сочинил свою «Критику чистого разума», а пять лет спустя грянет Великая французская революция, возвестившая миру о том, что началась принципиально другая эпоха, которая, возможно, с тех пор и не заканчивалась. Хотя пока что все тихо. Подозрительно тихо, как утверждает сам Ивашкявичюс в своем предисловии: «В Кенигсберге уже ноябрь, а тепло и красиво, как в сентябре». И яблоки с деревьев не опадают.

Первое, о чем вспоминаешь в связи с «Кантом», - давний, 1991 г., спектакль Московского художественного театра по пьесе Пауля Барца «Возможная встреча», где зритель наблюдал за такой же нафантазированной трапезой двух великих композиторов: Баха играл Иннокентий Смоктуновский, Генделя - Олег Ефремов. Правда, обед для кенигсбергского мудреца подоспел парой десятков лет позже, чем для Баха с Генделем, но не все ли равно? Сходство двух пьес усиливается еще и тем, что обе они при всей своей серьезности носят отчетливо бенефисный характер и требуют присутствия в труппе хотя бы нескольких мощных возрастных актерских индивидуальностей. У Маяковки в этом смысле все в порядке: Канта играет Михаил Филиппов, а в гостях у него Игорь Костолевский (благостный проповедник Иоганн Шульц) со Светланой Немоляевой (благопристойная сестра милосердия Анна-Регина). А роль фамильярного и вечно подвыпившего слуги господина Канта исполняет все тот же Анатолий Лобоцкий, который год назад вместе с Филипповым разыграл похожий дуэт в спектакле Карбаускиса «Господин Пунтила и его слуга Матти». В общем, есть кем привадить публику.

Застолье, к которому мы присоединимся, не отличается от тысяч других застолий: заботясь о хорошем пищеварении, гости развлекают себя (а заодно и зрителей) действительно смешными остротами и не всегда смешными анекдотами. О философии - ни звука: кто же за едой говорит о работе? Но в промежутках между супом и балтийской треской господа позволяют себе порассуждать о природе ускользающего времени, а также удивиться тому, что часы в этой комнате решительно отказываются тикать.

К созданию этого пространственно-временного континуума режиссер Карбаускис и художник Сергей Бархин подошли со всей серьезностью. На большой сцене Маяковки выросла алая шестигранная конструкция, в которую поместились не только важные господа в седых париках, но и зрители. Поэтому, когда Кант с гостями пытаются титаническим напряжением воли, а также наложением рук оторвать обеденный стол от земли, начинает казаться, что все мы попали в космический корабль, который, если хорошо стараешься, оторвется от земли и то ли взмоет ввысь, то ли вырулит назад, в прошлое.

В своей интеллектуальной комедии Ивашкявичюс совершенно откровенно пользуется изобретениями британского драматурга Тома Стоппарда: в иные моменты «Кант» перекликается с «Аркадией», в иные - с пьесой «Розенкранц и Гильденстерн мертвы». Так же как у Стоппарда, сцена отдана в безраздельное пользование безликим эпизодическим лицам (половину персонажей зовут Иоганнами), которые говорят о сущих пустяках. Однако их остроумную трескотню все равно в конечном счете заглушит треск времени, на фоне которого все это происходит. Закончится золотая осень человечества, и на землю с деревьев попадают тысячи яблок. Замысел достаточно прозрачный, но не вполне сложившийся. Фейерверк удачных острот, которые то и дело заставляют зал взрываться смехом, в какой-то момент начинает казаться подзатянутым, а замысел спектакля - слишком очевидным, чтобы не поставить в нем точку задолго до его реального финала.