Политэкономия: Глобализация продолжается
В отличие от Великой депрессии нынешний кризис не привел к принципиальному изменению модели экономической политики, чего ожидали многие не только в России, но и на Западе. Возможно, при прогнозируемом отсутствии конкретики (а откуда ей взяться за столь короткий промежуток времени) это главный результат встречи G20. Все готовились к возвращению социализма или наступлению самых жестких форм госкапитализма, к сужению пространства либеральной политики, а получилось наоборот: рыночные принципы, свободная торговля, открытый инвестиционный режим названы в итоговой декларации среди разделяемых ценностей – и не «семерки» развитых стран, а уже «двадцатки». А ведь в числе участников саммита помимо традиционных демократий Индия, Индонезия, Китай, Саудовская Аравия, Россия, наконец. Когда-то Геннадий Андреевич Зюганов говорил о том, что Россия все пытается быть «шестеркой» у «семерки». Теперь так не скажешь, потому что невозможно оставаться «шестеркой» у «двадцатки» – это абсолютно иной формат отношений, спровоцированный мировым кризисом.
«Двадцатка» реформирует финансовую архитектуру мира, но при этом говорит о том, что будет опираться на принципы свободного рынка: господство права, уважение к частной собственности, свободная торговля и инвестиции, конкурентные рынки, эффективно регулируемая финансовая система. Особо подчеркнуто, что система, построенная на этих либеральных принципах, позволила миллионам людей избежать бедности и повысить жизненный стандарт. Ни слова о тотальном возвращении государства в экономику, об опоре на собственные силы, о протекционизме. Примерно о том же говорил на саммите и президент России: «Важно и то, чтобы новые принципы регулирования не привели к избыточной зарегулированности, к торможению финансовых инноваций и, как следствие, к замедлению экономического роста. Нужно сохранить баланс между корректированием проблем на финансовых рынках и созданием стимулов к развитию».
Роль же бреттон-вудских институтов, естественно, пересматривается, но только в сторону более заметного их присутствия в ликвидации последствий кризиса.
Широко объявленного конца глобализации тоже не состоялось. Скорее наоборот: близость и взаимопроницаемость экономик мира стала легитимной – признаваемой не только англосаксонским, романо-германским или евро-атлантическим сообществами стран. Запад готов делиться экономической властью и «более адекватно отражать экономические веса» национальных экономик – в этом, собственно, и состоит реформа бреттон-вудских институтов, которые теперь можно так называть только метафорически.
Если угодно, это «новый дирижизм», который, по выражению одного коллеги, предпринимателя и бывшего министра гайдаровского правительства, отличается от «держимордизма» тем, что защищает рыночную экономику, а не гробит ее.
Строго говоря, «двадцатка» сохранила принципы вашингтонского консенсуса – принципы рыночной экономки, но, возможно, теперь не только вашингтонский обком будет определять правила игры.