Сталинский проект: Чрезвычайное право

У российского общества особые отношения с правоохранительными службами. Да, они давно уже нам не «начальники», а мы давно уже – граждане без кавычек, мы должны быть равны перед законом, нам обещано право на справедливый суд, но на практике все не так просто. Наследие чрезвычайного подхода к правосудию, наследие «социалистической законности», для которого государственная целесообразность была важнее прав граждан, сказывается до сих пор.

МВД, прокуратура и спецслужбы за годы советской власти претерпели немало реформ. Менялись название, структура и законодательные основы их деятельности. Конечно, правоохранительная система в наше время вполне способна выполнять законные функции, но случаи использования права, особенно уголовного, для устранения соперников в бизнесе и приобретения имущества подрывают доверие к ней как к институту. Полномочия остаются важнейшим активом правоохранителей. Но если в советское время это был инструмент в руках правящей коммунистической партии, то теперь полномочия распоряжаться свободой и имуществом граждан нередко являются товаром в руках тех, кто может за этот товар заплатить.

Слово чекиста – закон

Большевики ликвидировали прежнюю судебную систему. Прежние суды по Декрету «О суде» от 22 ноября (5 декабря) 1917 г. заменили трибуналы и народные суды. При решении вопроса о виновности и правомерности действий они руководствовались законом, «лишь постольку, поскольку таковые не отменены революцией и не противоречат революционной совести и революционному правосознанию». Отмененными считались законы, противоречащие декретам и программам социал-демократов и эсеров. Адвокатура, судебное следствие и прокурорский надзор были отменены. (Декреты Советской власти. Т.1. М.,1957, с.124-126.)

Однако советские спецслужбы требовали полномочий арестовывать и казнить людей, заподозренных в причастности к контрреволюции без соблюдения «формальностей». Зампред Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК) Мартын Лацис говорил в 1919 г.: «ЧК - это не суд, это – боевой орган партии. Она уничтожает без суда или изолирует от общества, заключая в концлагерь. Что слово - то закон».

Гражданская война закончилась, но чекисты настаивали на необходимости сохранять чрезвычайные полномочия контроля над действиями и мыслями людей. «На каждого интеллигента должно быть дело», - утверждал Феликс Дзержинский. Когда в 1922 г. государство лишило ОГПУ права бессудного расстрела, «железный Феликс» отстоял полномочия руководителям центральных и местных органов ссылать “контрреволюционеров” в отдаленные местности.

В начале 1930-х гг. были созданы тройки НКВД в составе начальника местного ОГПУ, начальника милиции и начальника следственного отдела прокуратуры, которые во внесудебном порядке могли отправлять за решетку “социально-вредных элементов” и заключенных, отбывших свой срок. Другие тройки в составе начальника ГПУ, секретаря обкома партии и прокурора решали вопросы о высылке в отдаленные местности «кулаков» и их семей. А в июне 1933 г. была учреждена независимая от Наркомюста Прокуратура СССР. Она объединила сразу четыре функции: расследование преступлений, надзор за следствием, поддержка обвинения в суде и надзор за исполнением законов госорганами. Этот сталинский институт был частично демонтирован только несколько лет назад с отделением Следственного комитета от прокуратуры. Результаты этой реформы, впрочем, пока минимальны.

Параллельно государство расширяло круг потенциальных преступников и ужесточало наказания: 7 августа 1932 г., в период голодомора Центральный исполнительный комитет СССР принял закон «Об охране имущества госпредприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной социалистической собственности», названный народом «законом о пяти колосках», по которому голодного крестьянина за вынос с поля нескольких колосков или картофелин с колхозного поля могли приговорить к расстрелу или (при смягчающих обстоятельствах) – к 10 годам лишения свободы.

В 1937 г. ЦК ВКП(б) одобрил «физические методы воздействия», то есть пытки обвиняемых в государственных преступлениях. В январе 1939 г. Сталин указал: «ЦК ВКП (б) считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных врагов народа, как совершенно правильный и целесообразный метод». Генпрокурор Андрей Вышинский «научно» обосновал необходимость применения пыток, называя признание вины подсудимым главным ее доказательством.

В поисках новых врагов

Постановления ЦК КПСС о работе милиции в 1950-1980-е гг. с незавидным постоянством фиксировали одни недостатки: многочисленные произвольные задержания, избиения и пытки задержанных. Милиционеры избивали задержанных ради выполнения плана по раскрытию преступлений. Руководство МВД отрицает существование “палочной” системы, но рядовые оперативники подтверждают в частных беседах.

Бывший первый заместитель председателя Верховного суда России Владимир Радченко в статье, опубликованной в «Российской газете» ( октября 2008 г.) указал, что в начале 60-х годов в СССР после либерализации уголовного законодательства сократились и преступность и количество судимостей. В 1961 г. было зарегистрировано 877 500 преступлений, в 1965 – 751 800. Судимость в тот же период сократилась с 800 000 человек до 571 500, число осужденных к лишению свободы - с 483 000 до 329 000 тысяч. После ужесточения уголовного законодательства во второй половине 1960-х – начале 1970-х гг. выросли и преступность, и число тяжких преступлений. В 1984 г. было зарегистрировано 2 млн. преступлений, осуждено 1,3 млн человек, в том числе лишено свободы 632 000.

В постсоветской России условия деятельности органов правопорядка формально изменились. Их работа регламентируется законами, которые декларируют приоритет Конституции и защиты прав граждан.

Сейчас Россия по числу судимых и осужденных к лишению свободы находится на уровне СССР первой половины 1960-х гг. При том, что ее население уступает Советскому Союзу 1960-х гг. в полтора раза. В 1990-е гг. увеличение населения лагерей до миллиона человек можно объяснить ростом преступности и несовершенством Уголовного кодекса, не успевавшим за изменениями общественной и политической системы, а жесткость правоохранителей — стремлением устрашить потенциальных нарушителей закона.

С июля 2002 г. предварительное заключение под стражу в России возможно только по суду, Уголовно-процессуальный кодекс и закон об адвокатуре предписывают предоставлять задержанному адвоката непосредственно после доставки в отделение милиции. В декабре 2003 г. была отменена уголовная ответственность за мелкие преступления. Но несмотря на позитивные изменения (по данным МВД, с 2003 по 2008 г. число убийств сократилось с 31 600 до 20 058, разбоев — с 57 100 до 35 366) правоохранительная система остается по преимуществу «обвинительной».

Суды удовлетворяют более 90% ходатайств о предварительном содержании под стражей и продлении его сроков. Доля оправданных в российских судах в последние годы не превышает 0,9%. В 1987-1991 гг. на территории РСФСР были осуждены 2,5 млн человек. В современной России за те же пять лет - с 2004 по 2008 гг. по данным Судебного департамента при Верховном суде - были осуждены 4,4 млн. человек.

Обвинительный уклон современного отечественного правосудия формируется несколькими факторами. «Вес» защиты не споставим с возможностями обвинения. Уголовное дело, которое рассматривается в суде, создает прежде всего следователь. Сбор доказательств обвинения регламентируется 103 статьями российского Уголовно-процессуального кодекса, доказательств защиты - всего тремя. Адвокат в отличие от следователя не имеет право назначать экспертизу, самостоятельно приобщать к делу доказательства невиновности подзащитного. Он может лишь ходатайствовать об этом перед судом и следствием, которые могут отказать в этом. Обжалование отказа - сложная и трудоемкая процедура. Исторически сложившиеся представления о том, что "органы не ошибаются" действуют не только у сотрудников правоохранительных органов. Более трети судей в России - бывшие прокуроры и сотрудники милиции, сдавшие квалификационный экзамен, но не освободившиеся от неизбежных профессиональных деформаций. Часто они не беспристрастно рассматривают дела, а продолжают "бороться с преступностью". Наконец, в наше время следствие и суд осознали, что личная свобода подсудимого или обвиняемого, его возможность распоряжаться собственностью является высоколиквидным товаром на рынке соответствующих услуг.

Как и в случае с другими «недореформированными» советскими институтами, и здесь исчезнувшее идеологическое и административное содержание заместилось коррупционным механизмом.

Это девятая статья из цикла «Сталинский проект». О других доживших до нашего времени советских институтах читайте: «У стола власти» http://www.vedomosti.ru/newspaper/article.shtml?2008/03/14/143556 («Ведомости» от 14.03.2008 ), «Этика издержек» http://www.vedomosti.ru/newspaper/article.shtml?2008/11/01/167147 (1.11.2008 ), «На блаженных островах» http://www.vedomosti.ru/newspaper/article.shtml?2009/02/06/180457 (6.02.2009), «Город-лагерь, город-сад» http://www.vedomosti.ru/newspaper/article.shtml?2009/03/06/184905 (6.03.2009), «От матрицы до крыши» http://www.vedomosti.ru/newspaper/article.shtml?2009/03/27/188313 (27.03.2009), «Мастерство редактора» http://www.vedomosti.ru/newspaper/article.shtml?2009/04/24/192852 (24.04.2009), «Страна неисчерпаемых ресурсов» http://www.vedomosti.ru/newspaper/article.shtml?2009/05/22/196794 (22.05.2009). «И в ванне люди живут» (31.07.2009)