Максим Трудолюбов: Введение в практическую монархию

Владимиру Путину удалось процарствовать в России 12 лет. Об этом стоит задуматься не потому, что он прямо сейчас уйдет, а потому, что царствование в его прежней форме уже закончилось. После «выборов» легитимности будет меньше, уход от полного единовластия неизбежен.

Как ему это удалось? Почему при относительной слабости государства постсоветские лидеры сумели восстановить авторитарную систему? Это, кстати, значительное достижение, о чем напомнил, выступая недавно в Москве, политолог Иван Крастев (на круглом столе, организованном Московской школой политических исследований). Остаются ли в России те основания, из которых после очередного краха государственности снова вырастет царство – с надзаконной элитой, бесправным народом и единоличным правителем? Последнее ли это царствование?

В наше время царствованию в России помогли укрепиться личность и талант Путина, его хорошие и жадные друзья, наличие у элиты отдельного дохода в виде сырьевой ренты, регулярные фальсификации выборов, подчиненные олигархи, состояние общества. Но этим все не исчерпывается. Ведь и раньше единоличная власть в нашей стране возрождалась из пепла. Значит, есть какие-то постоянные факторы, которые делают государство в России сравнительно легкой добычей.

Рациональное подчинение

Не стоит отвлекаться на мистику и таинственную русскую душу. Дело как раз во вполне рациональном поведении. Ведь если условия вознаграждают какое-то поведение, то самые сообразительные и стремящиеся к материальному успеху люди будут вести себя соответственно. Если, например, в Сомали большие доходы приносит пиратство, а в Афганистане – оптовая торговля наркотиками, то лучшие люди этих стран будут стремиться возглавить группы, занятые именно этими видами «бизнеса», и подчинить себе как можно больше таких групп.

Инвестиции во что приносят наибольшую отдачу в России? В отношения, в которых нет ничего личного, а есть только законная процедура и соблюдение контракта? В полностью независимое от государства предпринимательство? В творчество и независимость? В соблюдение закона и помощь ближнему?

Огромному большинству русских, в смысле россиян, не только сегодня, но и много раньше наибольшую отдачу приносили вложения в поиск привилегий (это скорее для элиты) и в коллективное выживание (для всех остальных).

Коллективное выживание отличается от индивидуального стремления к успеху. Если нарушитель один, наказывают всех, если есть индивидуальные успехи, они воспринимаются как укор остальным. Чтобы выжить коллективно, крестьянская община, или бригада зеков, или школьный класс будет стремиться подтянуть отстающих и подавить выскочек. Здесь есть своеобразная справедливость, но и жестокость к способным людям, неприятие инноваций и чужаков.

Поиск привилегий тоже универсальное свойство. Если есть один источник благ, подавляющий все остальные, то самые хитрые будут стремиться к нему. Борьба за привилегию быть рядом с царем оказывается гораздо более выгодной, чем борьба, к примеру, за личные права. Зачем права личности, если именно при отказе от собственной воли и открывается доступ к источнику процветания?

Самые энергичные русские правители в разные эпохи открывали для себя этот секрет царствования. Строптивые бояре отправлялись в изгнание или погибали, интеллигенты ссылались, диссиденты шли под суд. Дело не только в индивидуальностях. Как только какая-то общественная группа подавала признаки независимости, с ней расправлялись. Так было с вотчинным боярством, с церковью, с ее собственностью и патриаршеством, с буржуазией, с партийной контрэлитой при Сталине, с независимым бизнесом в постсоветское время. Каждый раз снова оказывалось, что независимость опасна, а выгода состоит в том, чтобы драться с коллегами за привилегии, за доступ к ресурсам, к госзаказам, к возможности продать свой бизнес государству (это происходит прямо сейчас на наших глазах – см. редакционную статью на этой странице). Вполне рациональное поведение в этой ситуации таково: нужно давать откаты, бороться за мигалки, доносить на конкурента, фабриковать на него уголовные дела. Этот подлый бизнес расцветал все нулевые годы. Но в России он, к сожалению, не новость.

Отсюда и то, что называется неподотчетным правительством. И то, что называется коротким горизонтом планирования: концентрация на быстром извлечении ресурсов скорее, чем на долгосрочном создании ценностей и благ. Связано с этим и преобладание личных отношений над безличными. Все это характерно для элиты.

А для арифметического большинства характерна концентрация на коллективном выживании скорее, чем на создании индивидуального богатства. Подчинение власти, а не партнерство с ней. Это подчинение, впрочем, лукавое, с фигой в кармане: «Да, они воры, но пока они нас кормят, мы их потерпим». Такая любовь заканчивается, как только заканчивается корм.

Нерациональное поведение

И тут все обязательства сразу прекращаются – это касается и кормящейся элиты, и зависимого от бюджета населения. Они равно зависимы от власти и живут с ней в отношениях сурового сожительства по расчету. Поэтому власть в России не прочная, а хрупкая. Розанов поражался 100 лет назад: «Русь слиняла в два дня. Самое большее – в три». Не стоило удивляться. Так бывало раньше и будет еще. Это можно назвать «русской колеей» или «зависимостью от истории» (об этом есть, например, книга Стефана Хедлунда Russian Path Dependence).

Но есть хорошая новость. Если верить Болотной площади и проспекту Сахарова, то в сегодняшней России в отличие от прежних Россий есть граждане, независимые от власти, не состоящие с ней в расчетливой связи. На них вся надежда, причем трезво нужно понимать, что быстрые перемены в таких сложных случаях невозможны. Для появления здесь настоящего ответственного общества, получается, нужно как раз нерациональное поведение, независимость.

Так что у России есть проблемы посерьезнее Путина. Его, может быть, и можно модернизировать, кто знает. Гораздо сложнее справиться с установками на привилегии, с навыками коллективного выживания и с преобладанием неформальных норм над писаным законодательством. Именно эти вещи и служат основаниями для царствования. И могут послужить снова.

Статья представляет собой полностью переработанную версию колонки, опубликованной в The New York Times International Weekly