Максим Трудолюбов: Старое и новое поменялись местами
Во время фольклорной экспедиции в Монголию антрополог Александра Архипова наблюдала, как научная картина мира накладывается в сознании человека на мифологическую. «Кочевники охотно рассказывали нам, что человек произошел от обезьяны, – рассказывает Архипова в своей колонке в журнале «Вокруг света». – Но уточняли, что имеется в виду брак царя обезьян с горной ведьмой». Когда исследователи спросили у старика монгола, откуда возникает молния, он с готовностью объяснил: «От разряда электричества. Этому в школе учат». «А разряд откуда?» – «От столкновения двух драконов».
Для большинства из нас молнии и драконы никак не связаны. Мы все знаем про атмосферные явления. Мы слышали об эволюции, о геологии и географии. Основой развития подавляющего большинства из нас является научная картина мира: история из учебника физики не способна ее взломать.
А цитаты из правил Лаодикийского собора, приобщенные к делу в современном светском суде? Даже простейшие цитаты из Нового Завета и христианских авторов прошлого – насколько это с детства знакомая территория? Насколько легко мы можем отличить одного от другого, понять, кто принадлежит к какой школе и чем заслужил место в истории?
У нас нет «старой» религиозности – традиционной, семейной. Семей, где преемственность религиозной культуры и быта уходила хотя бы на два-три поколения вглубь, единицы. У нас страна неофитов в религии – в любой религии. То же касается, кстати, и большинства областей гуманитарного знания, которые были искажены или запрещены в СССР. Старая религиозность, конечно, есть в эмигрантской и диссидентской среде, но не она определяет климат сегодня.
Тех, кто хотел бы (или опасается) распространения религиозности, стоит успокоить. Все вдруг не станут по-настоящему религиозными. Это не нужно ни властям, ни пиарщикам (заметим, что слышны в основном пиарщики, а не проповедники) Русской православной церкви. Есть другая опасность, и она уже из потенциальной превратилась в реальную: торжество первобытной сюрреалистической каши в головах.
Эфир наполнен противоречивой архаикой: светские обвинения, составленные по византийским образцам (дело «Пусси Райот»); оправдание произвола государства в устах священника – «верховный правитель или группа правителей должны иметь возможность действовать так, как не прописано ни в одном законе» (прот. Всеволод Чаплин); введение в современное законодательство мифов (закон об «иностранных агентах»); девальвация ученых степеней (политики любят быть «кандидатами» и «докторами» наук); смешение науки и лженауки в документальных фильмах на центральных каналах, даже на канале «Культура». Именно это – создание каши в головах – и есть забота официальной пропаганды. Редакторы с телевидения и пиарщики, которые этим занимаются, – хуже, чем торговцы наркотиками. Они не продают таблетки – они силой навязывают людям непонимание и страх. Религиозное сознание по сравнению с этим – высокоорганизованная форма жизни, а такая форма жизни политическим менеджерам не нужна.
Православие для большинства – нечто малопонятное и грозное, то, что изучается в первом поколении, как йога или современная политология. Изучается часто плохо, с учителями, которым самим впору учиться. Религиозные термины, обрывки богословских построений, цитаты из Библии и правил вселенских соборов падают на почву, из которой все это с кровью выкорчевывалось поколениями. Эта земля не может быстро принести плода.
Кочевник, воспринимая научное знание, примиряет его с привычной для него картиной мира. Так и большинство из нас, столкнувшись с непривычным способом познания мира, с религиозным, примиряет его с заложенной в детстве научной картиной мира. Правда, последовательность у нас ровно противоположна той, что у кочевников. Антропологи когда-то решили, что в познании мира есть некоторая последовательность – когда-то из первобытной каши и бессмыслицы родился миф, который помог человеку понять мир, потом ту же роль сыграла религия, потом наука. В нашей ситуации старое и новое поменялись местами. Сто лет назад крестьян срочно отучали от традиций и веры и заправляли грамотой и наукой. Сейчас нас, ученых крестьян, снова переучивают на первобытную мифологию. Нам приходится труднее, чем кочевникам: мы идем обратно.