Алексей Захаров: Как интегрировать мигрантов
По некоторым оценкам, основанным на данных Федеральной миграционной службы, в России сейчас насчитывается до 7 млн трудовых мигрантов, в основном из Узбекистана, с Украины, из Таджикистана и Киргизии. И если сейчас основной предмет общественных дискуссий – необходимость более жесткого контроля за иммиграцией (в первую очередь трудовой миграцией), то уже в ближайшем будущем значительным вызовом для общества станет интеграция тех, кто смог обосноваться в нашей стране, и их потомков. Главным вопросом станет борьба с дискриминацией на рынке труда. Сможет ли выходец из Средней Азии рассчитывать на хорошую работу при наличии необходимой квалификации? Если нет, то это плохие новости: дискриминация всегда приводит к социальному напряжению и имеет отрицательные экономические последствия, так как часть населения не будет иметь стимулов приобретать образование и развивать свои трудовые навыки.
Ровшан пошел устраиваться на работу и не прошел собеседование. Вместо него взяли Василия, у которого было точно такое же резюме, но другая национальность. Почему? Теоретически любая дискриминация, в принципе, попадает в одну из двух категорий. Во-первых, она может иметь рациональный характер. В таком случае работодатель не станет брать на работу представителя какого-то нацменьшинства потому, что национальность соискателя связана в сознании работодателя с определенным уровнем производительности работника. Может быть так, что степень трудолюбия и ответственности соискателя невозможно оценить в ходе собеседования – однако работодатель знает от своих коллег (или из своего опыта), что представители данной национальности в среднем менее производительны, чем представители титульной нации. Поэтому, глядя на резюме соискателя, работодатель отказывает ему либо предлагает более низкую зарплату – исключительно из соображений, продиктованных известной ему статистикой (верной или неверной – другой вопрос).
Во-вторых, дискриминация может иметь вкусовой, нерациональный характер. В таком случае соискателю будет отказано, даже если известно, что он – классный специалист. Работодатель сознательно расстанется с частью своей прибыли, лишь бы избавить себя (и других своих подчиненных) от соседства с человеком, который говорит с акцентом, имеет другой разрез глаз, цвет кожи или форму костей лица.
Какой же из этих двух видов дискриминации более распространен? Ответ на этот вопрос важен для выработки политики по противодействию дискриминации. Если дискриминация носит статистический характер, то ее ликвидации можно добиться, повысив доступ мигрантов к различным программам повышения квалификации. Ведь дискриминация может порождать ловушку: представитель нацменьшинства не станет вкладываться в свой человеческий капитал, зная, что это не поможет ему получить хорошую работу. Это приведет к замкнутому порочному кругу, так как такие решения, в свою очередь, будут оправдывать ожидания работодателей относительно низкой производительности мигрантов.
Однако если в основе дискриминации лежит искренняя неприязнь к людям другой национальности, то такие меры будут не столь эффективными. Необходимы более радикальные меры, вроде тех, которые были реализованы в США начиная с 1964 г.
Один из способов ответить на этот вопрос – проведение масштабных исследований рынка труда. Мэрин Бертранд и Сэндил Мулланатан в ставшей классической работе, опубликованной в журнале American Economic Review в 2004 г., рассказывают о следующем эксперименте. Авторы просматривали газетные объявления о работе и в ответ на каждое объявление высылали несколько резюме, половина которых имела имена, характерные для афроамериканцев, другая половина – имена, характерные для белого населения США.
Выяснилось, что при одинаковом образовании и опыте работы работодатель скорее откликнется на резюме с «белым» именем. Причем наличие опыта работы или образования увеличивает шансы «белых» резюме в большей степени, чем «черных». Это говорит о том, что значительная часть дискриминации основана на этнической неприязни и происходит не с целью максимизации прибыли.
Исследования, проведенные в других странах, показывают, что эти выводы во многом универсальны и должны быть верны и для России. Симптомом серьезности проблемы должна являться низкая успеваемость детей мигрантов (не настроенных тратить силы на образование, которое им все равно не пригодится). Однако результаты, полученные специалистами научно-учебной лаборатории социологии образования и науки НИУ ВШЭ, показывают, что школьная успеваемость детей мигрантов (а также их отношение к учебе) не отличаются от успеваемости представителей этнического большинства. Это дает определенный повод для оптимизма, но все равно не гарантирует того, что в будущем представители некоторых нацменьшинств не перестанут учиться, почувствовав «потолок». В таком случае интеграция мигрантов и их потомков обязательно станет одним из вопросов политической повестки дня.