Даниэль Лансберг-Родригес: Китайская модель в Латинской Америке

Латинская Америка, которую давно игнорировала Европа, а США считали своим естественным партнером, нашла себе выгодную партию в лице Китая. Жажда ресурсов, высокая терпимость к рискам и готовность закрывать глаза на внутреннюю политику партнеров уже сделали Китай первым или вторым по величине экспортным рынком Бразилии, Чили, Перу, Уругвая, Кубы и Венесуэлы. По этим же причинам Китай стал главным кредитором большинства государств региона (часто единственным - для тех, кто в противном случае вообще лишился бы иностранных инвесторов, в том числе для Аргентины, Венесуэлы и Кубы).

Этой моде оказались меньше подвержены наиболее революционно настроенные лидеры стран региона, которые пока ограничиваются упоминанием «китайской модели» при обсуждении пути к экономическому процветанию. Но даже на Кубе, где Фидель Кастро когда-то назвал Дэн Сяопина за его рыночные реформы «карикатурой на Гитлера», сегодня руководство всячески превозносит пример Китая.

Богатые ресурсами, но сравнительно маленькие по территории, в большинстве латиноамериканские государства с левой идеологией лишены сельскохозяйственного и индустриального потенциала (а также специфических культурных факторов), необходимых для воспроизведения у себя китайского экономического чуда. Клонировать китайскую политическую модель куда проще. Харизматический популизм в Латинской Америке - держащийся на культе личности, краткосрочных проявлениях щедрости и эфемерной поддержке большинства - близится к закату. Популистские системы вынуждены принимать необходимые и неизбежно непопулярные долгосрочные решения и рискуют скатиться в глубокий кризис, лишившись харизматического лидера (как Венесуэла) или бюджетных запасов (как Аргентина).

Готовность Пекина инвестировать, не пускаясь в рассуждения о ценностях, дает возможность латиноамериканским режимам самим уподобляться Китаю, превращаясь в стремящиеся к политическому господству умеренно коррумпированные и открытые для бизнеса однопартийные государства. Некоторые страны, вступая на этот путь, превращаются в рыночно ориентированные и открытые для инвестиций полицейские государства, в которых правящая партия не встречает сопротивления в лице независимой прессы и гражданского общества.

Успокаивать электорат куда проще, когда под рукой есть внешние источники финансирования, а со временем это перестает быть важным. Усилив свою власть за счет консолидации партийной бюрократии и ослабления влияния правящей партии и обеспечив экономический рост благодаря прямым иностранным инвестициям, президент (и его партия) могут добиться видимости стабильности. Так популизм перерождается в авторитарный капитализм. За последние десять лет лидеры Боливии и Эквадора использовали формальные механизмы, позволяющие обойти запреты на продление президентского срока, тогда как Венесуэла и Никарагуа их просто отменили. Аргентинский президент Кристина Киршнер, по-видимому, планирует посадить на свое место временную фигуру, чтобы затем снова занять свой пост - схема, в которой прежде уже задействовал саму Киршнер ее покойный муж.

Эквадор и Боливия идут по этому пути успешнее и изящнее остальных. Ругая на публику глобальный «империализм» - а потому не лишаясь доступа к венесуэльской нефти и деньгам, - они продолжают привлекать прямые иностранные инвестиции из стран ОЭСР (и из Китая, госкомпании которого оплатили авансом экспорт более 80% эквадорской нефти), избегая более разрушительной интервенционистской политики, которая подорвала экономическую стабильность Венесуэлы и Аргентины.

Долларизованная экономика Эквадора уменьшает риск инфляции, отдавая свою монетарную политику на откуп «империалистам», а местный бизнес более не получает налоговых преимуществ, облегчавших им конкуренцию на глобальном рынке. Боливийские законы, касающиеся инвестиций в добычу полезных ископаемых, больше напоминают британские, чем протекционистский режим Венесуэлы. Эта стратегия приносит вполне очевидные результаты. Если экономический рост латиноамериканских государств в среднем, по данным Всемирного банка, составил в 2013 г. 2,4%, экономика Эквадора выросла на 4%, а Боливии - на 6,7%.

«Бесконтактный» доступ к капиталу помог руководству этих двух стран постепенно сосредоточить власть в руках правящей партии: нейтрализовать суды, переписать конституцию, дав возможность влиять на выборные органы и жестко ограничивать свободу собственных СМИ и оппозиции.

Даже в Венесуэле, этом неиссякаемом кладезе латиноамериканских революций, наследники Уго Чавеса попытались отойти от воплощавшейся им модели нежизнеспособного патерналистского популизма. Николас Мадуро, чьей харизмы не хватает на то, чтобы по образцу Чавеса заполнить зазор между щедрыми утопическими обещаниями и скромными результатами, сменил риторику, осторожно давая понять, что он озабочен решением реальных экономических проблем.

Подобные обещания, если они даются всерьез, должны включать унификацию загадочной валютной политики, сокращение социальных расходов и снижение нефтяных субсидий. Столь болезненные меры, даже в условиях молчания местных СМИ, уже повредили репутации Мадуро, снизив уровень его поддержки до 35%. Такое падение рейтинга было бы крайне опасным для политика-популиста, но играет куда меньшую роль, если у власти аппаратчик.

Если он сохранит свой пост, ему стоит благодарить за это Китай. FT, 19.08.2014, Николай Эппле