Действия России в Сирии и на постсоветском пространстве нельзя объяснить одним только стремлением насолить Западу. Кремль и лично Владимир Путин, вероятно, разъясняют миру свою политическую философию, глубоко противоречащую американской и европейской.
Москва противопоставляет идее свободного общественного договора и права народа на восстание против тирании свое учение, если хотите, догму о неприкосновенности правителя и нерушимости государства, если порядок управления закреплен действующим законом. Москва отказывается вести диалог с оппозицией до момента, пока правительство не вынуждено бежать из страны. Поддерживая режим Виктора Януковича на Украине и теперь, нанося удары в Сирии в интересах Башара Асада, Кремль последователен в рамках своей логики. Он отчасти справедливо намекает: следование принципам самоопределения без учета исторических, этнических и конфессиональных особенностей ведет к распаду государств, анархии и хаосу, как это случилось в Ираке и Ливии. Операции российской авиации в Сирии – попытка предотвратить повторение такого сценария. Путин на Генеральной ассамблее ООН упрекнул Запад в экспорте революций: «Агрессивное внешнее вмешательство привело к тому, что государственные институты, да и сам уклад жизни, были <...> разрушены. Вместо торжества демократии и прогресса – насилие, нищета, социальная катастрофа».
Нанося удары по противникам Асада, Кремль пытается преподать миру, и особенно Западу, урок ценностей, пишет в статье в The New York Times Иван Крастев, заставить его отказаться от поддержки повстанцев, стремящихся свергнуть законное правительство.
Другое дело, что Россия, справедливо замечая, что государство лучше хаоса, абсолютизирует его. Кремль говорит: смена власти легитимна лишь в случае, когда она происходит по закону, смешивая легитимность и законность. Власть может быть законной, но нелегитимной: принятые законы и практики вполне могут препятствовать свободному волеизъявлению граждан. Легитимность – материя гораздо более тонкая, чем легальность, но часто решающая.
Кремль любит приводить в пример антигитлеровскую коалицию, объединившую разные страны в борьбе с мировым злом, но его действия (и понятия легитимности) ближе более давней истории, а именно созданному 200 лет назад, после поражения Наполеона, Священному союзу, целью которого было сохранение власти правящих династий и подавление антимонархических и национально-освободительных движений. Россия была одним из инициаторов того союза. Вполне вероятно, что российское понятие о легитимности родом оттуда, из начала XIX в., когда легитимистами называли тех, кто считал наследственное право династий основой государственного устройства и миропорядка.
Россия, обвиняя Запад в догматизме, навязывает миру свою, противоположную догматику. Сакрализация правящих режимов не хуже и не лучше сакрализации права народа на революцию. И то и другое ведет к социальным взрывам и гибели людей. В борьбе двух крайностей с трудом просматривается путь к бескровной модели смены власти.