Принуждение к диалогу

Экономист Евгений Гонтмахер разбирает очередную попытку Владимира Путина договориться с Западом

Как и все интересующиеся Россией эксперты, я был несказанно удивлен условиями, которые Владимир Путин предъявил Западу в связи с разрывом «плутониевого» соглашения между Россией и США. Напомню, что его требования состоят из уменьшения военного присутствия НАТО в Европе до уровня 2000 г., отмены «закона Магницкого», а также санкций, введенных Западом в отношении России из-за украинского кризиса, и, наконец, компенсации ущерба от этих санкций и ответных мер Кремля.

На первый взгляд это труднообъяснимая позиция. Очевидно, что Запад на такого рода действия в лучшем случае никак не ответит, а в худшем для России варианте еще более ужесточит свою позицию. Если предположить, что Кремль строит свою внешнюю политику всё еще на основе остатков логики и здравого смысла, то это его заявление кажется тем более непонятным.

У меня есть единственное рациональное объяснение сложившейся ситуации, которое не строится ни на какой конфиденциальной информации и является лишь попыткой собрать очередной российский паззл.

1. Экономическое положение России крайне незавидное. Вероятное прекращение спада ВВП ни у кого не вызывает иллюзий: страна входит в длинный период стагнации, выход из которой пока не просматривается. В условиях Северной Кореи это никак не повлияло бы на объем военных расходов – населению просто предоставляют возможность самостоятельного выживания. В России подобное происходило в 30–40-е гг. XX в., когда десятки миллионов крестьян и заключенных ГУЛАГа голодали и умирали из-за экспроприации всего того, что они произвели для оплаты индустриализации и советского атомного проекта. Но сейчас, когда большая часть населения ориентируется на стандарты материально обеспеченной жизни, наращивать военные расходы в ущерб социальным программам можно только до определенного предела. Если опуститься ниже его, то можно получить массовые протесты и/или критическую степень деградации человеческого капитала. Поэтому для Владимира Путина чрезвычайно важно переломить ситуацию вокруг России. При этом он фактически берется за решение задачи «квадратуры круга»: с одной стороны, он хочет модернизации экономики, а точнее, ее технологической базы, а с другой стороны, не собирается проводить реформу государства – создать настоящую политическую конкуренцию, произвести реальное разделение ветвей власти, гарантировать независимость судебной системы и разнообразие СМИ. В XXI в. такая стратегия развития заведомо неудачна.

2. Но Путин, конечно, не согласен с такой перспективой. Поэтому он будет пытаться начать переговоры с Западом. Его обычная тактика – предложить для начала заведомо неприемлемую для противоположной стороны позицию, которую можно постепенно смягчать в обмен на уступки Запада. Такого рода начальная переговорная позиция и была предложена Россией в приложении к денонсации соглашения с США по плутонию. Почему это было сделано именно в этом документе? Мое мнение – совершенно случайно. Можно было воспользоваться и каким-то другим поводом. Просто пришло время, когда ухудшение ситуации в России и вокруг нее вынуждает Владимира Путина искать компромисс. Правда, не общепринятым, цивилизованным способом, а в жанре специальной операции.

3. Но ведь Россия не обозначила сферы, где она готова идти на уступки, могут мне возразить. Да, публично этого сделано не было. Поэтому возникает впечатление, что Владимир Путин предъявил ультиматум. Но это, как мне представляется, ошибочное представление. Просто он ждет такого же заведомо невыполнимого списка требований от Запада: прекращения поддержки режима Асада, перехода всего Донбасса под украинскую юрисдикцию и согласия на усиление военного присутствия НАТО в Европе. И вот тогда, как он считает, начнутся настоящие переговоры – прежде всего с новой администрацией США, которые должны завершиться «Большой сделкой»: Кремль без потери лица оставляет в покое Сирию и Донбасс, прекращает бряцать оружием близ европейских границ в обмен на снятие санкций и гарантии невступления в НАТО Украины, Грузии, Молдавии, а также невмешательства во внутрироссийские дела.

Реализуется ли этот российский план, который я бы назвал «Принуждение к переговорам»?

Сейчас Запад хранит молчание, не отвечая на экзотический шаг Москвы. Дальнейшие действия Запада, скорее всего, могут пойти по двум основным вариантам:

– попытки еще раз договориться по локальным проблемам (Сирия, минские соглашения), как это мы видели не так давно в Берлине во время встречи «нормандской четверки»;

– продолжение давления на Россию через введение новых санкций и усиление военной активности НАТО в Европе и Сирии.

Миротворческие нотки, которые слышались в недавнем выступлении Владимира Путина в Валдайском клубе, а также его последующие демонстративные шаги типа несогласия с дальнейшим использованием российской авиации в Алеппо говорят о том, что он всё еще ждет приглашения к предлагаемому им диалогу. Хотя я не исключаю, что, не дождавшись ответа в начале следующего года, после прихода к власти в Вашингтоне следующей администрации, Кремль будет продолжать наращивать воинственную риторику. Градус внешнеполитической напряженности будет еще больше расти, увеличатся шансы на выход ситуации из-под контроля в результате случайного стечения обстоятельств.

А вот если попробовать начать переговоры о «Большой сделке», то, возможно, Западу удастся добиться намного большего, чем используя прямое давление на Россию. И результатом здесь может быть, если посмотреть на гипотетические переговорные позиции обеих сторон, не возврат к новой Вестфальской системе или Ялте-2, а появление для России возможностей без потери лица занять место «региональной» державы (типа Индии, Турции, Бразилии) вместо давно себя исчерпавшего имперского статуса.

Если эта сделка состоится, то тогда вновь откроется окно возможностей и для внутриполитических изменений: отпадет необходимость в агрессивной, милитаризированной риторике – и, главное, необходимость экономических реформ еще более станет очевидной. А там недалеко и до институциональных изменений европейской направленности всей российской общественно-политической жизни.

Автор – член экспертной группы «Европейский диалог», Москва