Где замысел, а где вымысел

Вольное обращение с историческим материалом – свойство не только новейшей отечественной кинематографии и сериального производства. Унаследовав от советского кино привычку трактовать исторические события в пользу той или иной актуальной идеологии, современное кино дополнило ее масштабным попустительством к деталям, которые вовсе не обязательно служат какой-то политической сверхзадаче: речь о банальных ошибках, которые тиражируются на многомиллионную аудиторию.

Необъективное отражение исторических событий и их искажение было частым упреком советскому кино – особенно это касалось сюжетов о революции, Гражданской и Великой Отечественной войнах. Тем не менее пристальное внимание к таким фильмам вынуждало привлекать консультантов-историков и участников событий во избежание совсем уж очевидных ляпов.

В новейшее время отсутствие де-юре идеологического диктата и открытие огромных архивных массивов позволяло гипотетически повысить качество фильмов на историческую тематику. А появление достаточного числа квалифицированных экспертов – возможность не тиражировать старые мифы и не создавать новые. Речь, разумеется, не идет о требовании превратить кино в учебник истории, но о соответствии заявке на историзм в изображении прошлого в работах, которые анонсируются как «вся правда без купюр», как, например, сериал «Троцкий», собравший в минувшие выходные немалую аудиторию на «Первом».

Под таким девизом зрителю преподносят и новые мифы (история с прибытием главного героя на поезде из Варшавы выглядит двусмысленно: получается, он прибывает с территории, оккупированной Германией, тем самым подтверждая популярный тезис о работе большевиков в пользу Германии), и просто нелепые ошибки (сценарием переговоры о мире с Германией перенесены на октябрь-ноябрь 1918 г., хотя Брестский мир был подписан в марте, а поезд Варшава – Петербург в 1917 г. не мог существовать уже хотя бы потому, что столица с 1914 г. называлась Петроградом).

Ссылки на «авторскую трактовку» того или иного сюжета создателей фильмов, к которым возникают претензии у историков, часто лукавство. Само государство воспринимает новейшее кино на исторические темы практически как документальное – о чем свидетельствует, например, активное привлечение школьников к просмотру «Цитадели» или «28 панфиловцев». Роль исторической детали и, шире, факта схлопывается, зато в контекст тотального релятивизма и постправды такое кино ложится хорошо.