Тургеневский закон модернизации

Политолог Дмитрий Травин о снова актуальном конфликте отцов и детей как двигателе перемен

В этом году исполняется 200 лет со дня рождения Ивана Сергеевича Тургенева. И вот парадокс: признанный вроде бы классик, а вокруг юбилея – тишина. Не сравнить с тем, как чествовали Пушкина в последний год «лихих 90-х». Да и с вниманием, уделяемым Гоголю, чей Тарас Бульба поляков крошил, не сравнить.

Писатель-западник нынче не в чести. Нынче в чести те идеологи, которые подчеркивали опасность перемен, славили консерватизм или противопоставляли Россию Западу. Тургенев же, двигаясь против течения, постоянно изучал и описывал каких-то «смутьянов», каких-то неуживчивых типов, каких-то опасных «детей», не желающих жить по заветам «отцов». И ведь не только в своем самом знаменитом произведении. То Рудин у него на парижскую баррикаду взойдет, то Инсаров захочет освободить свой народ из-под гнета империи, то герои романа «Новь» устремятся в народ – просвещать, обучать, будоражить. А будоражить теперь не принято. И вот был Иван Сергеевич когда-то корифеем русской литературы, а ныне, похоже, стал персоной не запрещаемой, но и не поощряемой. Так, «щелкопер, бумагомарака»...

Тургенев, конечно же, не был бунтарем. Но как внимательно он приглядывался к персонам и событиям, меняющим Россию! Несколько лет назад я вдруг заметил, что когда хочу рекомендовать читателям книг или слушателям лекций художественную литературу, помогающую понять сложный путь модернизации нашей страны, то неизменно в первую очередь обращаю внимание на Тургенева. Он обладал какой-то невероятной наблюдательностью и четким аналитическим умом, объективность которого не могли поколебать примитивные, доморощенные, но очень популярные в полуобразованной среде концепции.

С тех пор рухнули теории многих властителей дум о народе-богоносце, к которому следует, мол, устремляться далеким от жизни интеллектуалам ради поиска сермяжной правды. Не подтвердились представления, будто Россия когда-нибудь возродится из задушевных разговоров «русских мальчиков» о Боге, звездном небе и смысле жизни. Опростоволосились буревестники, воспевавшие мудрость, смелость и жертвенность столь милых большевикам пролетарских масс. А Тургенев остался.

Он не мог стать большим идеологом, потому что был внимательным наблюдателем. Он не мог собирать общины стандартизированных поклонников, потому что ему интересен был конкретный, живой человек. Он не вколачивал в жизнь свою мысль, потому что его мысль формировалась из самой жизни. Он изучал ее и рассказывал читателю не о том, каким должен быть единственно правильный мир, а о том, каков же наш сложный, живой мир на самом деле.

Тургенев был европейцем, и, может, поэтому он не очень интересен Европе. Он никогда не был там столь популярен, как Достоевский или Толстой. Западные интеллектуалы хотели получить сказку о страстном, красивом, высокодуховном мире, существующем где-то по соседству, хотели князей Мышкиных, Нехлюдовых, Болконских и невероятных дам, таких как Наташа Ростова или Настасья Филипповна. Естественно, наша страна была не такой, какой вставала со страниц наиболее востребованных Западом романов, но на реальную Россию спрос из-за рубежа даже не предъявлялся.

Нас же сегодня интересует не сказка, а быль. Нам надо понять собственную страну. Выяснить, можно ли ее преобразить, сделать демократической и успешной. Или же ничего с Россией не выйдет, поскольку населена она людьми не от мира сего, которых хватает лишь на страдания, безумства и безоглядную страсть к автократии.

Со страниц тургеневских рассказов и романов к нам сходят нормальные люди. Не те, что созданы мечтой литературных гигантов, а те, что подсмотрены автором в русской глубинке, в дворянских гнездах, в крестьянских избах. Люди порой скучноватые, но ведущие себя просто, естественно и прагматично. Не лупящие старушек по головам топориком, не срывающиеся с места в Сибирь вслед за сосланной туда женщиной.

На протяжении всего ХХ века жизнь России менялась через смену поколений. Выращенное Сталиным поколение слопало поколение революционеров и расселось по освободившимся от них сытным номенклатурным местам. Сформировавшееся после Сталина поколение шестидесятников возродило мечту о социализме с человеческим лицом и осуществило перестройку. Прагматичное поколение семидесятников похоронило социализм, осуществило рыночные реформы, но вместе с ними создало нынешнюю авторитарно-олигархическую систему власти.

Вся наша жизнь постоянно проходит через конфликт поколений, конфликт отцов и детей. Тургенев почувствовал это, когда не было на сей счет еще никаких теорий, не было массовых опросов, не было пригодного для научного анализа исторического опыта. До чего похожи наши шестидесятники на тургеневского Рудина! До чего похож жесткий прагматичный Базаров на нынешних людей из Кремля, препарирующих Россию как лягушку, без рудинских высоких слов и без сантиментов!

Тургенев открыл главную, возможно, закономерность модернизации задолго до появления всяких научных концепций: конфликт отцов и детей неизбежен. И вместе со сменой поколений приходят иные идеи. Приходит новая жизнь. Старый мир нам кажется порой непоколебимым, но в головах молодежи обязательно зреют иные представления, иные взгляды на принципы нашего существования. Иной раз прогрессивные, иной – охранительные. В одних случаях романтические, в других реформаторские. Но никогда в условиях модернизации поколения не идут друг за другом, как цыплята за курицей – одинаковые, желторотые и годные лишь на то, чтобы попасть в суп очередного автократа.

Тургенев очень оптимистичный автор, поскольку наблюдает за жизнью и показывает, что она неизбежно меняется. Нужен ли сегодня в России такой оптимист? Есть ли для него место в идеологической системе, культивирующей мифы о неизменных скрепах, удерживающих Русь в тисках со времен Владимира Святославича до времен Владимира Владимировича? Нет, такой оптимист властям не нужен. Но он нужен нам, не махнувшим рукой на страну и надеющимся ее изменить. Поэтому нынешний год будет годом Тургенева, несмотря ни на что.

Автор — профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге