Цивилизационный выбор: вызов и ответ

Для страны на развилке судьбоносных вопросов всего два: цивилизационный выбор и исторический вызов. Арнольд Тойнби вообще считал, что цивилизации гибнут из-за неспособности ответить на вызовы времени. У нас эти вопросы искусственно разделены. Выбор отнесен к большой истории (концепция «колеи») и глобальной конспирологии (теория «заговора» – войны всех против нас). Судьба российской цивилизации сведена к великой культуре и круговой обороне, тогда как вызов, связанный с обреченностью сырьевой экономики и ресурсной модели в целом, отодвинут на задний план. Проблема если и обсуждается, то с олимпийским спокойствием и философической задумчивостью – будто положение некритично и время на размышление и действие ничем не ограничено. Если и дальше так понимать вызов, завтра на карте мира не окажется самого субъекта выбора.

Смена повестки

Лет 10 назад было высочайше объявлено: обвал ресурсной модели – дело времени, под вопросом «само существование страны» (Владимир Путин, 2008 г. – выступление на заседании Госсовета о стратегии развития страны до 2020 г.). Однако поиски цивилизационной перспективы и уникального российского проекта с некоторых пор старательно обходят проблему «смены вектора с сырьевого на инновационный».

Хочешь убить идею – сделай ее лозунгом российского руководства. В 2008 г. независимые и правительственные эксперты в унисон сказали правду про вынужденность модернизации. Но эта правда быстро стала неудобной всем. Для власти всерьез менять курс – значит подрывать свои же основы либо демонстрировать недееспособность. Прогрессивные умы после «обратной рокировки» тоже отвернулись от проекта как от кремлевского и к тому же проваленного. Однако, если тему где-то заболтали, это не повод ее игнорировать, особенно когда к тому так выразительно подталкивают.

Власть контролирует повестку, и она ее сменила. Реальные проблемы страны вытеснены нарисованными триумфами дипломатии и перманентной маленькой войной, победоносно завершаемой раз в квартал. Для ушибленной психики это сильнодействующий анальгетик и седатив. Поднять духовность куда проще, чем экономику инноваций и знания. Освободившись от экономоцентризма, общественная мысль России ушла в высшие материи, будто благополучие и достоинство этой нации не зависят от бюджета и цены на нефть.

Нефтедобывающая цивилизация

Проект «смены вектора» был обречен уже в силу непонимания, что по масштабу задачи это не просто технологический, экономический или институциональный маневр, а именно цивилизационный сдвиг. Проблема упирается в сверхсильные комплексы и инерции, но, чтобы это осознать, придется в самой ресурсной модели увидеть особый тип цивилизации.

Сырьевая экономика не сводится к структуре экспорта. Она веками пропахивает глубокую колею в истории, сознании, политике и государственности. Сырьевое проклятье перерождается в институциональное и социокультурное, в итоге – в цивилизационное. Если так хочется увидеть в России отдельную цивилизацию, то начинать придется с характерных типов ресурсных отношений, сбыта и перераспределения, эксплуатации недр и «природных» запасов, включая людские. Это особый строй политики, культуры, менталитета, коллективной психологии, этики, социальной связи, господства и подчинения, наконец, самого отношения государства к человеку и человека к государству. Даже активная демографическая политика здесь вырождается в род «экстенсивного земледелия» и «политического животноводства».

Точно так же ориентация на креатив, экономику знания и человеческий капитал – тоже фронт особой, другой цивилизации, смешивающей и перекрывающей старые типологии. Сойтись с порождениями ресурсного социума этому миру часто труднее, чем антропологу-постструктуралисту понять аборигена островной культуры. И разбудить к новой жизни традиционные и примитивные сообщества бывает даже проще, чем переломить в якобы современной стране вековую инерцию сбыта природных богатств – льна, пеньки, меха, леса, нефти, газа и некоторых металлов. Самолетопоклонника, выросшего на аэродроме из прутиков и соломы, еще можно сделать нормальным пилотом, но когда недра заменяют целой нации мозги и руки...

Есть восходящая типология цивилизаций: природная, доиндустриальная (аграрная), индустриальная и постиндустриальная. Современная нефтедобыча – не черпание сырой нефти ведром из открытой ямы, однако по своей глубинной сути она ближе не столько к промышленности, сколько к аграрной культуре, а то и вовсе к собирательству и охоте. Нефть и газ – найденные плоды и коренья, месторождение – выслеженный и убитый зверь, добыча – разделка туши, часть которой можно обменять на новейшие каменные орудия у более инновационных неандертальцев. Дух кочевых цивилизаций в нашу жизнь привнесен не только расположением запасов в регионах с соответствующей культурой. Важен сам генезис поселений: нефтедобывающее «стационарное кочевье» тоже живет от месторождения к месторождению – только временной цикл другой.

В контроле над обстановкой ресурсная цивилизация близка «природной». Ценовая конъюнктура зависит от внешних обстоятельств, как от естественных циклов, сезонов и капризов погоды. Внешняя политика может влиять на цены энергоносителей, но не более разгона облаков перед праздником.

Внешний прикид ресурсной цивилизации не должен обманывать. В упаковке с гаджетами, девайсами, сетями и политическим постмодернизмом проступают черты совсем других цивилизаций – от островного культа карго и потлача до ближневосточной давлы и мулка в версии арабского политолога ибн Хальдуна и русского художника-мыслителя Александра Луфера. Россия сейчас сближается с Сирией не только применением ВКС, но и политической архаикой: у нас асабии сырьевого кочевья захватывают и подавляют стационарные поселения, подавляя местное производство. В этом смысле рассматривать новую Россию как недоделанный Запад можно лишь с очень большими и нелестными оговорками.

В сопоставлении типологических черт цивилизаций «восточного типа» и «нефтедобывающих» (в том числе, в российском изводе) совпадения полные: патернализм, патриархальность, доминация общины и государства над человеком и далее по списку. Но есть и принципиальное отличие – в перспективе. Если азиатчина у нас от географии и «колеи», можно доказывать, что мы и далее обречены со всем этим счастьем жить. Если же думать о судьбе нефтедобывающей цивилизации, то мы обречены с этим проклятьем умереть – или все же каким-то чудесным образом выскочить из колеи злоупотребления ресурсом, в том числе человеческим.

Геометрия тупика

Поэтому так мешает старая географическая привязка цивилизаций, в которой даже в названиях господствует топонимика: Европа, Азия, Евразия... Если у того же Тойнби есть цивилизации китайская, тибетская, японская и проч., то и нам грех не иметь собственную – российскую. То, что ее ставят вровень с Европой и Азией, – вопрос нашей «скромности» либо «гордыни» (в терминах Данилевского). Или мегаломании.

Ресурсная модель встроена в систему цивилизаций иначе – не «по месту». Это образование системное, но не локальное, типологическое, но не топологическое. Не срабатывает и старая модель восхождения, прогресса во времени. Сама нефтедобыча по-разному встроена в современность: Россия, Венесуэла, Эмираты, США, Норвегия...

Ресурсная цивилизация не привязана намертво к границам: это часть более сложной внутристрановой сборки. Скорее, это «идеальный тип» по Максу Веберу. В теле одной страны возможно динамичное сосуществование цивилизаций ресурса и производства, сырья и инноваций. Не работает принцип: одна страна – одна цивилизация. Так, история нашей ресурсной модели не исключает подъема промышленности в дореволюционной России, почти автохтонных производств и полного научного комплекса в СССР, даже отдельных героических достижений ученых и промышленников в нынешней России. В этом шанс на выход из «колеи», хотя он крайне мал, пока ресурсная цивилизация стремится к своему апогею. Страна несется в тупик, разворачиваться в котором не будет ни времени, ни места.

Автор - руководитель Центра исследований идеологических процессов