Когда подробности не имеют значения

Когда факты заменяются подробностями, которые, с одной стороны, многочисленны, но с другой – никак не подтверждены, нового знания не возникает – как и понимания произошедшего. Из области знания история расследования обрушения дома в Магнитогорске постепенно переходит в область веры, когда отношение к той или иной публикации формируется не на основе приведенных в ней доказательств, их убедительности, верифицируемости и проч., но интуитивно. Это лежит в основе ширящегося тотального недоверия и скептицизма, который в конце концов подводит обывателя к уже привычному выводу, что «узнать правду нельзя». Это не новость, но в этом и проблема – что такой ход мыслей стал типичным и привычным.

Новый ресурс бывших сотрудников Life опубликовал объемный текст, поддерживающий ранее появившуюся в двух уральских СМИ террористическую версию обрушения десятиэтажного дома в Магнитогорске 31 декабря 2018 г. (погибло 39 человек, официальная версия следствия – взрыв бытового газа) и пожара в маршрутке 1 января (в котором якобы погибли террористы), – без ссылки на свои источники информации, но со множеством самых разных подробностей, в том числе противоречащих друг другу. Публикация появилась спустя несколько часов после того, как несколько иностранных ресурсов сообщили, что ответственность за произошедшее в Магнитогорске взяло на себя запрещенное в России «Исламское государство». Официальное следствие ответило флегматичным повтором прежде сказанного – что приоритетной официальной версией остается взрыв газа, – не приводя, как и прежде, никаких доказательств, которые могли бы поддержать их версию или опровергнуть неофициальную.

В этом официальное следствие и неофициальные расследователи похожи. И те и другие предлагают обывателю не факты, но суждения, в правдивость которых ему предлагается или поверить, или не поверить, так как ни подтвердить, ни опровергнуть их невозможно, и ни те ни другие не считают отсутствие каких-либо фактов и доказательств в своих версиях их органическим недостатком. Но такая вера может быть основана только на презумпции добросовестности и заботы об общественном благе следствия и расследователей – что у тех и других есть резон быть правдивыми, а не лукавыми, руководствоваться интересами общества, а не чьими-то другими и проч. Но новейшая история не дает оснований так думать, все дальше продвигая общество к мысли, что институтов, которым оно могло бы доверить проведение тщательной экспертизы, беспристрастного расследования, от которых оно может ждать не отягощенного привнесенными обстоятельствами и посторонними обременениями информирования, которые могут создать у него не только непротиворечивую, но и верифицируемую и потому имеющую шансы стать консенсусной версию произошедшего, сейчас, наверное, нет. Их появление, безусловно, зависит от внятности общественного запроса, но непонятно, приближает ли его появление тотальный информационный скепсис или отдаляет.