Тройной шок и экономическая политика

В марте 2020 г. российская экономика столкнулась с тремя шоками. Во-первых, с пандемией коронавируса, во-вторых, с падением нефтяных цен, в-третьих, с падением спроса на российский экспорт из-за замедления роста мировой экономики. Перечисленные факторы негативно воздействуют как на внутренний спрос, так и на предложение товаров и услуг. Тем не менее Минэкономразвития зафиксировало рост ВВП на 1% в марте и на 1,8% в I квартале текущего года.

Строятся различные сценарии выхода из пандемии. В зависимости от сроков снятия режима самоизоляции падение ВВП в 2020 г. оценивается в 5–15%. Сохранение низких цен на нефть и медленного роста мировой экономики оценивается как свершившийся факт.

Антикризисные меры проделали эволюцию от налоговых каникул и кредитов с низкими процентными ставками до осознания необходимости прямого финансирования предприятий. Возможность финансирования населения пока отрицается правительством, но дискуссия продолжается, пока дело дошло только до выплат нуждающимся семьям с детьми.

Представляется, что наиболее рациональной стратегией ликвидации последствий пандемии было бы прямое финансирование потерь за счет общественных (государственных) средств. В качестве источников финансирования могут рассматриваться фонд национального благосостояния, денежная эмиссия, внешние заимствования, внутренние заимствования. В текущих условиях инфляционная угроза достаточно низкая.

Одновременно с пандемией сохраняется проблема низкого потенциального роста. То, что экономика России растет недостаточно быстро, очевидно уже с конца 2019 г. Именно в тот момент возникла дискуссия о параметрах финансовой политики. Тогда Минэкономразвития в материалах о среднесрочном прогнозе обозначило избыточную жесткость денежной и бюджетной политики. В той дискуссии Министерство финансов напомнило о необходимости жесткого бюджета и сохранения «макроэкономической стабильности». Центральный банк в «Основных направлениях единой государственной денежно-кредитной политики» указал, что главная проблема – структурные диспропорции, которые выступают ключевым препятствием для проведения стимулирующей денежной политики.

Сегодня, когда возник тройной негативный шок, риторика дискуссии об экономической политике кардинально поменялась.

Для бюджетной политики предполагается уже дефицит бюджета – т. е. государство готово больше расходовать, нежели забирать. Налоговые льготы, прежде всего снижение социальных платежей, носят стимулирующий характер и могут быть использованы и по окончании пандемии. Активно обсуждается возможное увеличение государственного долга, внутреннего и внешнего. С учетом потенциального таргетирования курса рубля и предельно низкого уровня процентных ставок в развитых странах внешние заимствования выглядят крайне привлекательными. По расчетам Института Гайдара, фундаментально обоснованный курс доллара при цене на нефть $30–35 за баррель составляет около 75 руб., а при $40–45 за баррель – около 70 руб. Дальнейшая девальвация рубля окажет негативное влияние на инфляцию и промышленность.

Начата дискуссия о целесообразности сохранения бюджетного правила. Текущее бюджетное правило – пятое начиная с 2004 г. Ни одно бюджетное правило не было сохранено в кризисы.

Денежная политика смягчается. Очевиден тренд на снижение процентной ставки. Возможно, что и нейтральный уровень реальной ключевой ставки будет сведен к нулю (сейчас нейтральным считается уровень в 2–3%). Снижается структурный профицит ликвидности, а с ростом кредитования нефинансовых предприятий возрастает роль кредитов Банка России. По факту осуществляется таргетирование не только инфляции, но и курса рубля. С 10 марта по 4 июня 2020 г. ЦБР продаст около $10 млрд – по действующему бюджетному правилу и для совершения сделки с акциями Сбербанка.

Банковская система пока достаточно устойчива. Доминирование государственных банков облегчает правительству реализацию антикризисных мер. Но и лоббистские возможности крупнейших госбанков достаточно высоки. Можно предположить их стремление сохранить высокую прибыль и переложить все риски на государство. Однако есть опасность сохранения государственной монополии на банковскую систему после завершения кризиса. То, что удобно в кризис, может стать неэффективным для посткризисного роста.

Потери от пандемии придется финансировать из общественных сбережений. Но принципиально важно для будущей экономической политики сформулировать ее новые параметры. Очевидно, что будет восстановительный рост. Важно его поддержать и максимально стимулировать, что позволило бы не только компенсировать потери от пандемии, но и выйти на траекторию устойчивого развития.