Вирус правды

Государство со всеми напастями борется одинаково – пропагандой

Коронавирус показал нелицеприятную истину: система госуправления в России, основанная на идее сверхцентрализации власти, плохо работает в ситуации кризиса.

Последствия пандемического кризиса будут, очевидно, длительными и затронут самые разные стороны жизни. Кое-что очевидно: удаленной работы станет больше, расцветет интернет-торговля. Видимо, будут пересмотрены основы систем здравоохранения в странах, которые не справились со вспышкой ковида.

Но все же самое большое влияние пандемия могла оказать на политику, пишет американский политолог Эдвард Люттвак в колонке для The Economist. Коронавирус оказался своего рода «вирусом правды», рассуждает Люттвак: где бы ни распространялся, везде раскрывал истинную суть политических режимов, целых обществ и международных институтов.

Ни у кого нет заблуждения, что власти Китая не говорят всей правды. Но сложно было представить, что, несмотря на пережитую страной эпидемию атипичной пневмонии в 2003 г., партийные лидеры в Ухане станут скрывать появление нового коронавируса. Они неделями повторяли, что доказательств передачи вируса между людьми нет, и называли вспышку «предотвратимой и контролируемой».

В Иране вирус выявил фанатизм местной теократии: иранские лидеры отказались остановить ежедневные паломничества сотен автобусов из отдаленных деревень по всей огромной стране (в Иране заражение началось с г. Кум, священного места для мусульман-шиитов). В Италии и Испании системы здравоохранения высоко стояли в международных рейтингах и совершенно не справились с эпидемией.

Какую правду вирус открыл в России, вышедшей в воскресенье на 2-е после США место в мире по числу выявленных случаев заражения коронавирусом, с большим числом погибших медиков и странной статистикой смертности?

Пороки госуправления в России давно не новость, но кризис, во-первых, показал, что система власти, выстроенная под конвейерное решение задач, не переналаживается под кризис, а взаимодействие центра с регионами нарушено. А во-вторых, считает политолог Николай Петров, стала очевидна ущербность идеи сверхцентрализации – сосредоточения всей полноты власти в руках «большого президента».

Мы обнаружили, что структуры и ведомства, которые, казалось, должны бы выйти на передовую в борьбе с эпидемией, незаметны. Не видно Совета безопасности, не видно МЧС – тех, кто, как всегда говорил, защищает страну и ее граждан, включая самого президента. Одновременно оказалось, что в регионах нет акторов, которые способны принимать индивидуальные решения (кроме, разумеется, Чечни, где индивидуальные решения принимаются и вне эпидемии). Самым востребованным навыком оказался навык перекладывания ответственности: сперва все ждали, пока Кремль оценит угрозу эпидемии, и впустую тратили время, а потом настал прайм-тайм для президента Владимира Путина. По телевидению он возглавил войну с ковидом, но ответственность с себя переложил – на работодателей, на губернаторов, на самих граждан. Потому, вероятно, и не произошло объединения вокруг флага, как во многих странах Европы, потому, вероятно, социологи и фиксируют снижение популярности президента.

Можно предположить, что причиной тому – отсутствие обратной связи общества с государством: институты формально есть, профсоюзы, партии, НКО, бизнес-объединения – а фактически не работают. Хуже того: оказалось, что главным способом ответа на вызовы, в том числе эпидемические, осталась пропаганда и контрпропаганда, а она против вируса бессильна.

В информационное обеспечение власти вложены гигантские деньги, но управлять в чрезвычайной ситуации они никак не помогли. Любопытно бы знать, будут ли извлечены уроки – или, когда эпидемия схлынет и беспокоиться будет не о чем, все вернется к прежним правилам.