Что такое путинизм на самом деле

Социолог Константин Гаазе отказывается от своей идеи о дневном и ночном государстве
Путинизм — это доктрина дефляции государственности как идеи и разрушения государства как стабильного ансамбля из людей, практик и институтов

Разговоры о путинизме как идеологии и политической доктрине идут давно, они начались не с краткого текста Владислава Суркова и им не исчерпываются. У этих разговоров есть несколько измерений.

Одно – вопрос о наследии, наследстве в прямом смысле слова: если президент Путин вообще куда-то уходит – в 2024 г. или раньше, – не пора ли нам решить, что из сделанного им стоит взять в светлое будущее. Здесь скорее речь идет о застольных беседах: пока придворные и друзья президента в своем кругу говорят о вечном и гериатрическом (для многих это сегодня одно и то же), молодежь за соседним столом разгоняет фантазию рассуждениями о будущем – доктрину можно взять, а вот стиль правления мы точно поменяем. Но пока это судачество, а не политика.

Но есть и другое измерение. Да, конечно, замечание Павла Аптекаря (см. редстатью «Толкователь путинизма», 15.10.2019), что слова «лайфхак» и «доктрина» в одном предложении неизбежно образуют оксюморон, справедливо. Если путинизм – это лайфхак, то речь идет о наборе почти случайных практик и решений, хотите быть путинистами – перенимайте стиль, а не делите наследственную массу. Однако возможен и взгляд сверху: вид на случайные лайфхаки, который проявит их рисунок, их идеологическую и доктринальную связность.

По моему мнению, смысл этого рисунка будет заключаться в некотором особенном способе обращения президента с российским государством, понятым в данном случае как набор аппаратов, а не в качестве макродеятеля или полюса политической структуры. Именно с государством как аппаратом, а не с властью как таковой.

Этот способ так или иначе сводится к тому, что государство как аппарат изнутри всегда пусто и не имеет ни собственной воли, ни собственных легитимных правил функционирования, ни собственных интересов. Государство для путинизма – это перчатка или скорее кукла, которую можно и нужно анимировать исходя из текущих или стратегических соображений.

Несколько лет назад я попытался сформулировать идею двух государств – дневного и ночного. Дневное – регулярное российское государство: правительство, чиновники, бумаги. Не самое лучшее, но и не самое худшее по нынешним меркам. Ночное – государство силовиков и придворных. Государство, в котором помощник вице-премьера, сидя в Доме правительства, пишет на служебном компьютере второе дело ЮКОСа. В котором министр Улюкаев ночью исчезает с радаров вместе с придворным президента, чтобы утром его нашли уже в камере.

Сегодня я думаю, что ошибался. Никаких двух государств нет. Есть государственный аппарат – кукла, сложно устроенный автомат. Его собственная логика, системы иерархий и полномочий, порядки релевантности постоянно искажаются, меняются и отменяются внешним по своей природе игроком, назовем его для ясности «режимом». Режим в данном случае может как дергать куклу за ниточки, так и действовать самостоятельно, в форме тайного общества, дачного кооператива, сговора, офшорного клуба и т. д.

Российское государство для путинизма есть нечто прямо противоположное тому, что принято в теории называть Левиафаном. Суверен или режим в России вовсе не сидит в голове огромного механического существа. Он вообще не находится с этим существом в одном порядке существования. Он аниматор извне, из выведенной за пределы правового поля бюрократии администрации президента или из упрятанного в дыры президентского графика двора.

Путинизм – это доктрина дефляции государственности как идеи и разрушения государства как стабильного ансамбля из людей, практик и институтов. В каком-то смысле путинизм повторяет ход большевиков, которые, захватив государственную власть, правили не изнутри этой власти, а снаружи, из законспирированного штаба, названного Политбюро.

Ответ на вопрос об успешности путинизма обнаруживается именно здесь. Там, где государство говорит политике «нет», оно обнаруживает свою суверенность и состоятельность. Там, где государству вырвали язык и отправили на конвейер бесконечной пересборки, оно находит свой конец.

Автор — социолог, приглашенный эксперт Московского центра Карнеги