Юрий Лужков как последний евразиец

Мы провожаем бывшего мэра Москвы Юрия Лужкова в последний путь. Говоря о Лужкове как об исторической фигуре, публицисты сошлись в двух пунктах. Лужков – это несостоявшаяся версия «китайской модели» в России. И Лужков – это обходной путь к настоящему. Грубо говоря, мы и так живем в будущем, где у нас есть кое-что от китайской модели и много всего от наследия Лужкова. Просто живые довели слишком человечную, пчелино-сотовую модель капитализма покойного до ума без всяких медовых сантиментов. 

Нет ничего более неправильного, что можно сказать о Лужкове, провожая его, чем эти два тезиса. Лужков не имел ничего общего с китайской моделью. Он вообще не был капиталистом, если мы обязаны сегодня использовать это слово с атрибуцией «глобальный». И Лужков имеет отношение лишь к очень небольшому кругу феноменов путинской модели госкапитализма. Последняя намного сложнее и намного «глобальнее», чем то, что строил Лужков. 

Покойный мэр вынужден был стать передовиком капиталистического строительства, поскольку Москва была столицей новой России, все новое сначала появлялось здесь, а потом шло по просторам страны. Но ни столицы, ни страны еще не было. Были лишь две модели капитализма, которые претендовали на заполнение пустоты. Раньше, когда говорили о войне регионов и центра, имели в виду именно этот конфликт. 

Напомню, что в те годы сама карта страны будто смешалась, скомкалась. Чеченцы в Сибири и на Дальнем Востоке. Тамбовские в Питере. Измайловские в Красноярске. Ставкой была степень связи капитала, собственности и символических прав с конкретной локальностью – Москвой, Татарстаном, Уралом и т. д. Центр был с номадами: кочевниками, навязывающими новый социальный порядок поперек пространства, проблема которого составляла предмет всех существовавших тут властей. За утратившими связь с пространством бандами шли такие же капиталисты, размазанные по глобусу. Локальности должны были встроиться в цепочки, уходящие в болота Самотлора и офшоры Панамы. Как хотят, так и должны. 

Москва была такой же локальностью, как и все остальные. Лужков противопоставил этому номадическому капитализму модель, которую он до середины 2000-х упрямо пытался построить в Москве. Семейный капитализм корсиканского или турецкого типа, то, что раньше называли «средиземноморской моделью». Эта модель могла быть зародышем капитализма евразийского типа. Не того евразийства, о котором говорит философ Александр Дугин. Но прообразом региональной складки глобального капитализма с другими ценностями и правилами. Но не стала. 

Эта модель предполагала медленную, намного более медленную концентрацию капитала. Сильные социальные связи представителей территории, города или республики, вложенные друг в друга. Глава района при Лужкове – это капо территории, владелец ресторана в центре – часть какой-то большой «семьи» в правительстве города. Девелопер – представитель собственного семейного клана. Эта модель предполагала, что бизнес, если его не обирать, не ломать и связать неформальными связями, уходящими в Тверскую, 13, прорастет сам. Эта модель предполагала, что Москва должна стать новой Ордой, поскольку природа, эссенция капитала здесь больше про Восток, чем про Запад. И в рамках этой модели не было взяток, была коррупция: подарки и обмен долями в бизнесах. 

Лужков был первым, последним и, возможно, единственным евразийцем в российской политике. Настолько последовательным, что снес «Военторг» и гостиницу «Москва», чтобы хорошие люди с окраин империи построили новые, лучше прежних. Потому что территориальные связи в Евразии важнее виртуальной аутентичности. 

Он не считал Москву европейским городом, как мне сейчас кажется. И заставленная при Лужкове рекламой и всеми видами торговли столица, город, которого не видно, как не видно Гонконга или Джакарту, – памятник политическому, а не архитектурному проекту. Тот город не притворялся и был тем, чем ему предназначено быть судьбой. Этот рано или поздно сорвет с себя маску дженерика, чтобы снова стать евразийской столицей. 

Автор – социолог, преподаватель программы «Фундаментальная социология» Московской высшей школы социальных и экономических наук (Шанинка)