«Мадам Бовари»: страшная, страшная сказка

Антон Федоров поставил Флобера как спектакль-гиньоль про беспросветность

Новый спектакль Антона Федорова «Мадам Бовари» на сцене театра «Маска» – отчаянно дерзкий, злой и страшный. Главный режиссер новосибирского театра «Старый дом» – один из немногих самобытных режиссеров, со своим уникальным почерком, внятной философией. На его счету уже две «Золотые маски» (за постановки «Ребенок» и «Морфий»), сериал-хит «Мир! Дружба! Жвачка!», ставший для театрального режиссера дебютом в киноиндустрии, спектакли-события в разных городах страны. Среди знаковых примет режиссерского стиля Федорова – микс жанров, шокирующая броскость визуального ряда, разнообразные «пасхалки» и «обманки», игры со зрителем и обязательный черный юмор. Его постановки невозможно спутать ни с какими другими. Не исключение – новая «Бовари» (копродукция независимого театра «Место» и театральной компании «Арт-партнер XXI»).

Перед нами вроде бы анекдот по мировой классике. Герои с кукольными телодвижениями и «птичьей» дикцией (на протяжении всего действия они коверкают слова и фонтанируют неологизмами) копошатся внутри своей нелепой жизни с тривиальным адюльтером и жутковатым бытом. Бовари здесь – русская женщина (выдающаяся работа Натальи Рычковой, играла в спектаклях «Где ты был так долго, чувак», «Это не я», сериалах «Метод Фрейда», «Не родись красивой» и др.). Она обитает в блочной панельке с нелюбимым мужем (Семен Штейнберг, фильмы «Вызов», «Петровы в гриппе», сериал «Содержанки» и др.), дочерью и ненавидящей ее свекровью (Ольга Лапшина, сериалы «Слово пацана», «Хороший человек» и др.).

/ Мария Тихонова

Желание главной героини жить и любить воплощается только в фантазиях, чтении французских романов, полупьяном шепоте произносимых ночью имен «Жанна Д’Арк – Мария Стюарт». Эмма Федорова – откровенно неумна, не способна устоять перед соблазном. Шарль – муж Эммы скорее туп, чем нежен. Чаще равнодушен, чем искренен. В спектакле в отличие от романа Флобера его беззаветная любовь к Эмме не очевидна. Два ее любовника – трусливые мерзавцы, для которых слово «люблю» рифмуется со словом, обозначающим плотские утехи.

/ Мария Тихонова

Абсолютно уникальным явлением в московском репертуаре «Мадам Бовари» в интерпретации Федорова делает эстетика ярмарочного «театра ужасов». В постановку «зашиты» психодрама, мелодрама, черная комедия, анимация (за нее отвечала художник-аниматор Надя Гольдман, известна по анимационным фильмам «Боль», «Полынь-25», анимации в спектаклях «Котлован» и «Где ты был так долго, чувак»), прямые видеовключения в режиме «здесь и сейчас».

Сценическое пространство, художником которого выступил сам Федоров, изобретательно и ново. Белоснежная пустая страница, на которой время от времени проявляются движущиеся рисунки. Сначала возникают нарисованные приметы французской жизни Бовари – вот фантазийные шелковые обои, вот торшер, столик с изогнутыми ножками. Затем – скачки на лошадях и страстные измены. На самой же сцене – продавленный старый диван, на котором невозможно разместиться вдвоем. И барная стойка, она же операционный стол (Шарль – врач). Все герои одеты буднично. На своем месте приметы французского стиля вроде береток, тельняшек и элегантных плащей оверсайз. Но все это как будто бы поистерто, засалено и с невидимой пометкой «секонд-хэнд».

/ Мария Тихонова

Но спектакль только притворяется разудалым и неприличным анекдотом (шуток на грани фола здесь действительно много). На самом деле это трагедия. Два с лишним часа зритель смотрит на то, как последовательно и беспощадно рушится жизнь молодой женщины. Точнее – она сама ее разрушает. Эмме претит реальность, она не хочет и не умеет справляться с ней, понимать и принимать ее.

Режиссер издевается над тем, как героиня преклоняется перед французским стилем жизни, над ее манерой коверкать слова на французский манер, называть детей именами французских героинь и делать вид, что их жизнь не отличается от жизни французской богемы. Но вот что странно и здорово одновременно – в этой его издевке слышится много любви и горького понимания: эта Эмма в каком-то смысле – мы все.