Алексей Комиссаров: «В 17 лет нужно быть романтиком»

Ректор РАНХиГС о ревизии в вузе, новых направлениях его работы, кадровых программах и последствиях санкций
Ректор РАНХиГС Алексей Комиссаров
Ректор РАНХиГС Алексей Комиссаров / Максим Стулов / Ведомости

Алексей Комиссаров возглавил Российскую академию народного хозяйства и государственной службы при президенте (РАНХиГС) в июле 2023 г., сменив Владимира Мау. Вместе с этим он продолжал сохранять должность гендиректора АНО «Россия – страна возможностей» (РСВ) – платформы, на базе которой проходят многие конкурсы, инициированные администрацией президента, главными среди них являются «Лидеры России» и «Время героев». Должность гендиректора РСВ он покинул в декабре 2024 г. и вскоре может стать руководителем правления организации. Комиссаров говорит, что уход с поста гендиректора РСВ связан с тем, что он хочет сосредоточиться на работе ректором академии. После прихода на пост ректора РАНХиГС Комиссаров начал проводить ревизию филиалов академии, а также запланировал реструктуризацию ее институтов. В интервью «Ведомостям» он рассказал о том, как будет проходить этот процесс, что будут значить санкции, под которые попал вуз, и почему госслужащие должны быть романтиками.

«По моим прогнозам, останется 40 филиалов»

– Какие задачи стоят сейчас перед вами как ректором РАНХиГС?

– Главная задача – сделать так, чтобы Президентская академия была по-настоящему президентской. Для меня это означает в первую очередь высочайшее качество всех образовательных программ, высокий уровень научной деятельности и всего, что связано с инфраструктурой и средой. В некоторых филиалах и институтах пока такого соответствия нет.

– В чем проблема?

– Проблемы разные. У нас 47 филиалов, часть из них расположена в несовременных зданиях, где нет нормальных условий для обучения, не везде соблюдаются высокие образовательные стандарты, и в некоторых филиалах явный дефицит ярких преподавателей.

– Что в целом с филиалами происходит?

– У нас есть принципиальное решение: мы должны сделать так, чтобы качество обучения в филиалах академии было не ниже, чем в московском кампусе, и опять же – чтобы они соответствовали статусу Президентской академии. У нас есть очень сильные филиалы, к примеру в Санкт-Петербурге. Наша задача – в тех филиалах, где качество не на должном уровне, его поднять. А те филиалы, где это невозможно, мы будем закрывать. К примеру, мы сейчас обсуждаем закрытие филиалов во Владивостоке и в Балакове Саратовской области.

– У РАНХиГС есть филиал в Балакове?

– Да. Причем у нас есть сильный филиал совсем недалеко, в Саратове, а еще рядом вузы в Самаре и Тольятти. Поэтому в Балакове не так-то просто набрать сильных абитуриентов, конкурируя с ближайшими соседями.

– Сколько филиалов планируете закрыть?

– У нас нет каких-то цифр – сколько нужно оставить или закрыть филиалов. У нас задача, чтобы все они были качественные. По моим прогнозам, останется около 40 филиалов. Но параллельно с этим мы будем открывать представительства РАНХиГС. Филиалы – это полноценные образовательные структуры. А представительства будут заниматься только программами дополнительного образования без собственного штата преподавателей. Задача представительств будет в том, чтобы наладить максимально тесное взаимодействие с муниципальными, региональными властями, компаниями в регионе и предлагать для них программы дополнительного образования.

«Представьте себе масштаб изменений»

– Действительно ли началась реструктуризация институтов РАНХиГС?

– Да. Исторически так сложилось, что в академии было большое количество независимых центров, институтов, структур, всего около ста, причем у каждого свои программы и стандарты. В этом есть и плюсы, и минусы. Главный плюс – это многообразие и хорошая конкуренция. Минус – иногда происходит потеря в качестве в случае погони за финансовыми показателями и неэффективного использования научного потенциала академии, ее профессорско-преподавательского состава. Когда каждый живет в своей маленькой организации, то нет возможности использовать весь потенциал академии. В результате программы отличаются по качеству. Приведу пример. У нас есть программа MBA, которая Financial Times была признана лучшей программой в Восточной Европе и вошла в топ-30 лучших мировых программ. Это невероятно крутое признание! Но одновременно существовали программы, где не было практически никаких требований к слушателям – что недопустимо для программ MBA. Никакого требования к стажу работы, управленческому опыту, почти все занятия были онлайн, качество знаний нормально не оценивалось. А на выходе получалось, что слушатели обеих программ получали идентичные дипломы. В целом один из главных вызовов, с которым я столкнулся в академии, – это очень разный уровень программ.

– А от чего это зависело?

– Институты на этом зарабатывали, а слушатели получали заветный диплом, не прикладывая больших усилий. Всем вроде было хорошо, но в долгосрочной перспективе для репутации академии плохо. Поэтому по качеству программ мы вводим очень жесткие критерии. Тех программ, которые не соответствуют требованиям, просто не будет. Мы вводим высокие требования к среднему баллу ЕГЭ. Эта задача уже в том году ставилась во время приемной кампании, хотя многими ее решение воспринималось как невозможное. У нас была цель сделать 95 баллов на бюджет и 75 баллов на платное. В результате средний балл на бюджет у нас оказался 96,32. Это очень высокий результат. К сожалению, у нас недостаточно бюджетных мест – 741 место в Москве и 2910 – в филиалах. Желающих в разы больше. По платному – немного недовыполнили, средний балл оказался чуть ниже 75. Мы и дальше будем идти по этому пути – поднимать планку балла ЕГЭ, чтобы выйти на более высокое качество абитуриентов.

– Давайте вернемся к реструктуризации...

– Одна из ключевых задач трансформации – это изменение образовательной структуры академии. У нас было 14 институтов и в целом 4500 программ, из них на высшем образовании в Москве 450 – это очень много. Абитуриент, приходя в академию, говорил: «Я хочу прийти к вам учиться на юриста». У него спрашивали, куда он хочет – в Институт госслужбы и управления, или в Институт права и национальной безопасности, или куда-то еще. Абитуриент не понимал разницы. А институты конкурировали за абитуриентов. В академии знают байки о том, что на днях открытых дверей будущих студентов отлавливали чуть ли не у дверей вагонов метро и предлагали максимальные скидки на обучение, если они будут поступать именно к ним. При этом разницу между программами практически никто не мог понять.

Мы решили эту ситуацию изменить. У нас будет пять основных институтов. Это Институт госслужбы и управления, где будут готовить будущих госслужащих. Институт права и национальной безопасности с программами юриспруденции и всем, что связано с нацбезопасностью. Институт экономики, математики и информационных технологий. Четвертый институт будет новый – это Институт управления, куда перешли все программы по менеджменту. И пятый – Институт общественных наук, т. е. социогуманитарное направление. И все программы остальных институтов перейдут в эти пять. Представьте себе масштаб изменений! Это большие изменения и для студентов, и для преподавателей, и для административно-управленческого персонала.

– Какие-то программы, которые дублируются, сократятся?

– Да, они будут объединяться, общее число программ будет меньше. Хотя опять же цель – не уменьшить число программ, а оставить качественные программы и убрать ненужные дублирования.

– А сокращения преподавателей и сотрудников будут?

– У нас нет необходимости сокращать профессорско-преподавательский состав, некоторые просто перейдут в другие институты РАНХиГС. Наши преподаватели – наша главная ценность. А в административно-управленческом блоке будут, часть из них уже идет, часть – впереди.

– Какие еще изменения будут?

– Кроме этих пяти институтов остается Институт бизнеса и делового администрирования, но он будет специализироваться только на бизнес-образовании – те самые программы MBA, которыми мы заслуженно гордимся. Также у нас появится общеакадемический факультет, где будут сосредоточены кафедры по тем дисциплинам, которые нужны для всех остальных институтов. Это история, иностранные языки, физкультура и т. д. То, что во многих вузах называют «ядром». Делаем мы это для того, чтобы быть уверенными в высоком качестве базового образования. Студенты должны уметь анализировать информацию, аналитически мыслить, хорошо знать хотя бы один иностранный язык, историю России. Студент может быть в будущем хорошим экономистом, юристом, социологом, психологом и т. д. Но историю своей страны он должен знать.

Кроме того, мы дадим возможность студентам выбирать индивидуальные образовательные траектории – чтобы они могли выбирать предметы, курсы, которые расширяют или углубляют их знания, изучать дополнительные иностранные языки.

– А когда пройдет реструктуризация?

– Она уже идет. К приемной кампании этого года вся структура академии изменится. Абитуриенты, которые придут, будут выбирать один из пяти институтов.

Я очень благодарен коллективу академии, потому что это сложные преобразования. Мы обсуждали все изменения с преподавателями, директорами институтов, деканами факультетов, научными сотрудниками и студентами. И не было ни одного решения, которое бы абсолютно всеми принималось. Но мы пришли к консенсусу, и ученый совет в итоге единогласно проголосовал за новую структуру, за выбранные институты, которые были самыми сильными в академии. При этом и внутри институтов произойдет много изменений. Например, часть программ из Института госслужбы и управления, которые не имели отношения к госслужбе, перейдут в Институт управления или Институт общественных наук. И наоборот – в Институте общественных наук были программы, связанные с госуправлением, – и они перейдут в Институт госслужбы и управления.

«Мы хотим, чтобы преподаватели учились друг у друга»

– Есть какие-то KPI для преподавателей академии?

– У меня очень неоднозначное отношение к KPI, попытка их внедрить не всегда оправдана. К примеру, для научной деятельности или преподавательского коллектива это понятие – не самый лучший инструмент. Но мы сейчас действительно обсуждаем введение инструментов оценки профессорско-преподавательского состава. Одна из сложных задач – как сделать оценку преподавателей максимально объективной. Если спрашивать только студентов, то есть риск, что лучше оценят менее строгих преподавателей.

– В ВШЭ существует подобная система, вряд ли можно сказать, что там лучше оценивают менее строгих.

– В ВШЭ применяются разные методы оценки преподавателей, мы знакомились с опытом коллег. И у нас тоже будут разные. Будем вводить комплексную оценку. Оценка студентов важна. Но самая ценная обратная связь, на мой взгляд, – от выпускников. Если выпускник академии через несколько лет будет с благодарностью вспоминать преподавателя академии, который дал ему важные для работы и карьеры знания, поделился личным актуальным опытом, то это невероятно ценно. Кроме того, мы хотим, чтобы преподаватели оценивали друг друга, да и учились друг у друга. Хотим посмотреть, будет ли работать такой критерий, как оценки, которые преподаватель ставит студентам. Например, если преподаватель ставит всем одни лишь пятерки или одни двойки, то к нему есть вопросы.

270 000

человек учится в РАНХиГС с учетом дополнительного образования, филиалов и т. д. 30 000 человек обучаются в московском кампусе академии

При этом для нас главный человек в академии – это студент. Но чтобы студенты были самыми лучшими, нам нужны очень хорошие преподаватели. Поэтому одна из целей, которые я себе ставлю к 2030 г., – чтобы мы как работодатель стали вузом № 1, чтобы к нам стремились лучшие преподаватели, чтобы на вопрос, где они хотели бы больше всего работать, они называли Президентскую академию. Для этого должна быть не только достойная зарплата, но и возможности для собственного роста и развития. Мы уже запустили современные программы для обучения преподавателей, чего раньше не было. Недавно у нас прошел курс по современным образовательным курсам в мастерской управления «Сенеж». В качестве наставников, например, выступали театральные режиссеры – учили владеть голосом, жестами, аудиторией.

– То есть от РСВ никуда не деться. Конкурс для преподавателей будет?

– Уже есть. Конкурс как эффективный инструмент позволит нам найти своих звезд среди преподавателей. Он так и называется – «Звезды Президентской академии». Главный приз – 1 млн руб. и возможность преподавать на наших лучших программах.

– Какова сейчас средняя стоимость обучения в вузе?

– За 2024 г. по очной форме обучения порядок такой: на бакалавриат – 468 000 руб. в год, специалитет – 423 000 руб. Магистратура – 409 000 руб. В этом году средние показатели вырастут, но насколько точно – пока рано говорить.

– А самое дорогое обучение где?

– Это программы MBA. Стоимость обучения там доходит до 2 млн руб. Резких изменений здесь не планируем, хотя на некоторые программы цены вырастут.

– Евросоюз включил РАНХиГС в 16-й пакет санкций. Как это скажется на работе академии?

– Все наши обязательства перед студентами, преподавателями и сотрудниками продолжат выполняться в полном объеме. Считаю, что глобально санкции не повлияют на образовательный процесс. По поводу этой ситуации в целом я могу сказать, что во все времена, даже в период самых напряженных отношений, образование и наука были связующим звеном между странами. Такие санкции показывают, что у тех, кто принимал соответствующее решение, в определенном смысле «нет ничего святого». Со стороны это выглядит скорее как агония авторов санкций, а не рациональное решение, направленное на достижение какого-то конкретного результата.

«Да-да. мини-школа губернаторов»

– Какие сейчас наиболее перспективные специальности в РАНХиГС? По статистике ВШЭ, у РАНХиГС за последние два года снизился прием по экономике и юриспруденции, но резко вырос по математике. С чем это связно?

– По экономике у меня другая информация. У нас конкурс сейчас на экономику на бюджет – 29 человек на место, а было 23. На юриспруденцию – аж 60 человек на место. Набор не снижался. Также фиксируем рост интереса к бизнес-информатике, менеджменту и государственно-муниципальному управлению.

– А какие все-таки самые перспективные специальности в академии?

– На мой взгляд, это специальности, связанные с государственно-муниципальным управлением. В этом мы № 1, у нас есть замечательные программы по этим направлениям, на которые очень высокий конкурс.

К примеру, у нас есть программа «Ресурс России» для бакалавров, которую мы запустили в 2023 г. как эксперимент. Мы как академия имеем право на собственный образовательный стандарт, и была цель привлечь абитуриентов, которые действительно мечтают связать свою жизнь с госслужбой, и дать им самое крутое образование, которое только можно. Это программа двух дипломов – кроме государственно-муниципального управления они получат еще диплом по специальности «бизнес-информатика». С 3-го курса студенты смогут выбрать один из пяти профилей индивидуальной подготовки: стратегическое планирование и экономика; промышленность и транспорт; социальное развитие; природные ресурсы и сельское хозяйство; внутренняя политика и человеческий капитал.

Алексей Комиссаров

ректор РАНХиГС
Родился в 1969 г. в Москве. В 1994 окончил факультет автомобильного транспорта в МАДИ. В 1988 проходил срочную службу в танковых частях Группы советских войск в Германии
1993
основал компанию Paint Group по производству лакокрасочных материалов
2008
основал бизнес-инкубатор InCube
2011
стал руководителем департамента науки, промышленной политики и предпринимательства правительства Москвы
2015
создал и возглавлял Фонд развития промышленности
2017
стал проректором РАНХиГС и директором Высшей школы государственного управления академии, на базе которой действует «школа губернаторов»
2018
назначен гендиректором АНО «Россия – страна возможностей», покинул должность в 2024 г.
2023
стал ректором РАНХиГС

На этой программе очень высокие требования к математике. Вообще, программа сложная. Она выстроена таким образом, что студенты заняты с раннего утра до позднего вечера. Утром у них спортивная программа – это называется ресурсное занятие. Днем – плотная учеба. Вечерами с ними встречаются большие руководители – с мастер-классами приезжали [первый замруководителя администрации президента Сергей] Кириенко и [замруководителя администрации президента Максим] Орешкин, вице-премьер Дмитрий Чернышенко и многие другие. У ребят много практики, они проходят ее в региональных органах власти, в федеральных министерствах и ведомствах.

– Что-то эта программа напоминает...

– Да-да. Мини-школа губернаторов. Там учатся около 120 человек. При том что стоимость обучения очень высокая. Когда мы запускали эту программу, то с учетом ее сложности думали, что через год 20–30% студентов отсеются из-за того, что просто физически не смогут все выполнять. Но в итоге пока ни один человек не ушел.

– Как академия будет перестраиваться под новые запросы страны в кадрах?

– Мы все время в этом процессе. Любой вуз должен следить за трендами и помогать готовить те кадры, которые будут востребованы. Управленцы всегда нужны. Правительство сейчас делает большой акцент на технических кадрах, инженерах. И мы обсуждаем, как тут можем помочь. Мы не будем готовить инженеров, это не наш профиль, но хотим взаимодействовать с инженерными вузами. К примеру, сейчас обсуждаем совместную программу с МГТУ «Станкин», чтобы будущие инженеры обладали еще и навыками проектной деятельности, могли оценивать эффективность принимаемых решений, делать экономические расчеты. Это то, что нужно, скажем, современному конструктору для решения конкретных задач. И что особенно важно – для масштабирования решений, что у нас не всегда хорошо получается.

– Вообще, как можно научить студентов госуправлению?

– Как и всему другому. Я знаю много успешных историй, когда люди из бизнеса приходили на госслужбу. Но знаю и много неуспешных – как раз из-за того, что у них не было базовых знаний, связанных с госуправлением. Мы стараемся давать нашим студентам те знания и компетенции, которые на сегодняшний день востребованы в госслужбе, – кроме философии, юридических, экономических и т. д. это, например, умение выстраивать коммуникации с людьми.

– Что с образованием в сфере IT в академии?

– Мы участвуем в проекте «Цифровые кафедры». У нас есть Институт экономики, математики и информационных технологий.

– Он куда сейчас войдет?

– Он останется отдельным институтом. Там весьма успешно идет подготовка IT-специалистов. И есть хорошие результаты – студенты выигрывают всероссийские конкурсы, хакатоны, создают свои стартапы и пользуются большим спросом у работодателей.

– Академия как-то развивает искусственный интеллект? И применяется ли он как-то?

– У нас есть лаборатория искусственного интеллекта в Институте общественных наук. Мы, естественно, так или иначе искусственный интеллект применяем в своих системах. Но сказать, что он массово внедряется, я пока не могу. И, конечно, так же, как во всех других вузах во всем мире, у нас идут дискуссии на тему того, насколько допустимо использование искусственного интеллекта при написании работ и дипломов.

– А есть уже такие случаи у вас?

– Да, есть. У нас обязательное требование, что должно быть указание, если какая-то часть сделана с использованием ChatGPT или других инструментов. Но пока до конца сформулированной позиции нет, споры идут. Но ситуация, конечно, будет усугубляться.

«Наше преимущество – перед студентами выступают практики»

– Сколько детей участников спецоперации сейчас учатся в вузе? Есть ли для них какая-то квота? И как отличаются их результаты ЕГЭ от тех цифр, которые вы называли в начале нашего разговора?

– Квота есть – 10%, они все идут на бюджет. В рамках отдельной квоты в 2024 г. к нам поступило 47 детей в Москве и 153 – в регионах. Это дети участников спецоперации. У них есть заинтересованность, никаких проблем в учебе нет. Отчислений пока не было. Там есть свой конкурс по ЕГЭ среди тех, кто проходит по квотам. Поэтому люди с очень низкими баллами не проходят.

– А целевой набор есть?

– Есть, но должен честно признаться, что он пока не очень хорошо работает. В основном госкомпании или ведомства дают целевые места. По академии порядок такой – из 186 выделенных мест занято было только 31.

– Как вуз участвует в подготовке госслужащих из новых регионов?

– Очень активно. В 2023 г. мы очно обучили более 11 000 человек, в 2024 г. – более 20 000 человек. Обучаем их базовым понятиям – устройство законодательной, исполнительной и судебной власти, требования Конституции и т. д., поскольку большинство из них в силу понятных причин не знали российскую специфику и российское законодательство. Мы для них специально подготовили пособия на самые разные темы. Всего у нас 76 программ для новых регионов.

– Как вуз вовлечен в сотрудничество с федеральными органами власти? Есть ли какие-то запросы на практикантов? Или что-то в этом роде?

– Здесь есть два основных направления. Первое – это экспертная работа. Многие министерства обращаются с запросами на проведение исследований на разные темы, которые нужны им для работы. Второе – это работа со студентами и выпускниками, когда министерства предоставляют места для практики и для работы. А еще мы гордимся и считаем, что это большое наше преимущество, – перед нашими студентами выступает большое количество действующих практиков. Не каждый вуз может похвастаться тем, что перед их студентами выступают с мастер-классами и лекциями министры и их заместители, губернаторы, мэры.

«Академия поддерживает курс президента»

– Как-то академия сейчас сотрудничает с бывшим ректором Владимиром Мау?

– На данный момент нет, Владимир Александрович проходит курс лечения.

– В 2022 г. в академии закрылась программа Liberal Arts. Правда, что это произошло после того, как Генпрокуратура объявила, что направление занимается разрушением традиционных ценностей?

– Претензии к Liberal Arts со мной никак не обсуждались, они были еще до того, как я стал ректором. Но знаю, что, например, в курсе истории почему-то был полностью пропущен раздел про Великую Отечественную войну. Что это – случайность или нет, я сказать не могу, но то, что это недопустимо, – факт.

– А академия как-то соотносит свою учебу с указом президента о традиционных ценностях?

– Здесь у меня есть очень понятный ответ. Мы – академия при президенте Российской Федерации. И, конечно, мы должны учитывать в своей деятельности не только указ о традиционных ценностях, но и все другие указы президента. Академия поддерживает курс президента.

– Еще в вузе есть этическая комиссия. Какие дела она рассматривает?

– В академии недавно был принят кодекс этики. В случае его грубого нарушения в работу включается этическая комиссия. До сегодняшнего дня ни одного такого случая не было.

– Условно, если студент в соцсетях напишет, что он не поддерживает спецоперацию, его отчислят?

– Студента отчислят, если он нарушает закон. Например, если он пишет фейковые новости о спецоперации. За то время, что я возглавляю академию, у нас не было ни одной такой ситуации. Повторюсь, мы считаем, что сотрудники, студенты, преподаватели Президентской академии должны поддерживать курс президента. Но этический кодекс гораздо шире – и про научную и учебную этику, и про, например, нетерпимость к нецензурной лексике в общественных местах.

– РАНХиГС является опорным вузом для подготовки специалистов по основам российской государственности. Как сейчас проходит обучение по этому предмету?

– Это очень большая тема. Проведено множество обсуждений, дискуссий, круглых столов. Подготовлен новый курс, написан учебник, большое количество преподавателей со всей страны прошли обучение. Я бы предложил вам взять отдельное интервью у [проректора РАНХиГС, идеолога этого курса] Андрея Владимировича Полосина.

– Я подумаю. Еще хотела спросить про то, нужна ли, на ваш взгляд, идеология в образовании?

– Я не буду отвечать за все образование. Но в очередной раз повторю, что в Академии при президенте Российской Федерации мы, безусловно, должны придерживаться той политики, которую проводит президент Российской Федерации.

«Мы должны исключить воздействие антироссийской пропаганды»

– Продолжается бурное обсуждение ЕГЭ. Какова ваша позиция? Стоит ли его оставить как есть, нужно ли менять или отменять?

– У ЕГЭ много достоинств и недостатков. Трое моих детей проходили через эту процедуру, и я видел, как они готовились. Чем позже они заканчивали школу (от старшей дочери к младшей), тем все больше времени уделялось именно натаскиванию к ЕГЭ, а не образованию. Фактически в 11-м классе они уже не учились, а только готовились к ЕГЭ, что является безусловным минусом этого экзамена. Но есть и много плюсов. ЕГЭ во многом увеличил прозрачность и доступ в лучшие университеты страны выпускникам любых школ из любых городов и сел. С хорошим результатом ЕГЭ можно поступить в любой вуз из любого населенного пункта нашей большой страны. Сейчас много дискуссий идет на тему, как сделать так, чтобы образование в школе было более комплексным, и в каком-то смысле вернуться к советской школе, которая давала больший кругозор, чем сейчас, при попытке подогнать все под ЕГЭ. Мы с семьей буквально на днях ходили в Третьяковку на выставку передвижников, и я внимательнее посмотрел на известную картину Богданова-Бельского «Устный счет. В народной школе...». На доске там написан пример: (10 ² + 11 ² + 12 ² + 13 ²+ 14 ²)/365. Вот такие задачки устно решали дети 10 лет в сельской школе в конце XIX в..

– Насколько должна быть вариативность в высшем образовании и в образовании в целом? К примеру, доступ к разным учебникам?

– Образование несет в себе две функции – получение знаний и воспитательный процесс. И в тот исторический период, в котором мы сейчас находимся, необходимость воспитательного процесса, который в том числе определяется выбором учебников, чрезвычайно важна. Вариативность может быть, но мы должны исключить воздействие антироссийской пропаганды.

– Что происходит с преподавателями, которые раньше вели обучение в дистанционном режиме, в том числе потому, что они уехали? Правильно я понимаю, что это больше не допускается? Как вы оцениваете ситуацию с преподавателями, в том числе в РАНХиГС, которые выступили против спецоперации и потом, как я понимаю, были уволены?

– Большая часть из этого процесса пришлась на 2022 г., когда я еще не был ректором. Но и мне довелось в этом смысле принимать кадровые решения. Прекратили ли мы преподавание из-за рубежа? Да, прекратили. Это происходило уже с моим участием. Считаю ли я недопустимым антигосударственные высказывания на лекциях и семинарах некоторых наших бывших преподавателей? Да, считаю. Хочу отметить, что подавляющее большинство наших преподавателей, в том числе самых лучших, придерживаются такого же подхода. Кстати, возвращаясь к началу вашего вопроса, я вообще очень осторожно отношусь к дистанционному образованию, независимо от идеологической подоплеки. Мы, конечно, никуда не денемся от онлайн-образования, но оно должно быть, на мой взгляд, дополнением, а не единственным форматом полноценного образования. В данном случае я консерватор и считаю, что очень важно живое общение преподавателя и студента. Иногда короткий разговор с профессором в коридоре может иметь большее значение для студента, чем многие лекции. Поэтому я в принципе против того, чтобы уходить в онлайн-формат. К сожалению, сегодня в академии есть дефицит аудиторий, но мы над этой проблемой работаем и через несколько лет доля очных занятий у нас будет не меньше, а больше.

– Насколько обновился руководящий и профессорско-преподавательский состав после вашего прихода?

– Естественно, какой-то процесс обновления происходит. Но у меня нет специальной цели поменять старых преподавателей на новых. В академии много достойных специалистов и хороших преподавателей. И я рад, что у меня есть опора на сотрудников, давно работающих в академии. Но определенные изменения происходят, в составе проректоров, например, много новых людей.

– Правильно я понимаю, что вы еще и ребрендинг провели и РАНХиГС называется Президентской академией?

– Это наше второе название по уставу. И сейчас мы используем его в качестве основного названия. Это наше целенаправленное позиционирование, потому что это тот уровень, к которому мы хотим стремиться. Мы действительно хотим быть Президентской академией во всех смыслах этого слова. И считаем, что это название, которому мы должны соответствовать.

– Сколько всего сейчас студентов учится в РАНХиГС?

– Вообще, РАНХиГС крупнейший вуз в Европе. У нас учатся 270 000 человек – но это с дополнительным образованием, короткими программами, филиалами и т. д. Если брать число очно обучающихся, то мы не самые крупные в России. В московском кампусе на программах высшего образования учится около 30 000 студентов.

«Мы хотим провести форум, посвященный госуправлению»

– Раньше в академии проходил Гайдаровский форум. Его нет уже несколько лет. Но вместо него вы анонсировали форум, посвященный государственно-муниципальной службе. Можете о нем рассказать?

– Да, мы хотим провести форум, посвященный госуправлению. Правда, пока окончательно не решено, когда он пройдет в первый раз. Возможно, уже все-таки в начале следующего года. На нем мы хотим обсудить взаимоотношения федеральных и региональных уровней власти, региональных и муниципальных властей, лучшие практики госуправления, обменяться мнениями о лучших практиках госуправления в мире. Есть большой интерес к этой тематике со стороны представителей дружественных стран, которые на него хотят приехать. И мы очень надеемся, что президент посетит этот форум.

– Если говорить про международное сотрудничество, то у студентов есть стажировки за границей?

– Да, есть – в Китае, Индии, Юго-Восточной Азии, Латинской Америке, Африке, Сербии, на Ближнем Востоке. В июне прошлого года я был в составе официальной делегации Владимира Путина во Вьетнаме. И там встречался с нашими студентами, которые проходят стажировку. Очень классная встреча была, мне понравились ребята.

Кроме этого мы реализуем уникальную программу, когда студенты проходят практику в зарубежных посольствах Москвы. Мы особенно тесно работаем с посольствами Бразилии, Мексики, Анголы.

– Если не брать стажировки, то какое еще сотрудничество есть с иностранными вузами?

– У нас 194 соглашения о сотрудничестве с зарубежными вузами. Я хотел бы отметить особый интерес иностранных вузов к нашим программам подготовки госслужащих. Если иностранные государства готовы обсуждать обучение госслужащих на наших программах, то это дорогого стоит. Сейчас такие программы обсуждаются, в частности, с Узбекистаном, Киргизией и другими странами. Последние годы такого не было.

– РАНХиГС в 2024 г. посещала делегация правительства Ирака, которая искала вузы для подготовки повышения квалификации госслужащих. Что РАНХиГС им может предложить?

– Они интересуются лучшими практиками. Например, у нас в стране очень эффективная Федеральная налоговая служба. Мы очень хорошо работаем с цифровой информацией. И многие иностранцы хотят перенять этот опыт. У нас мощные государственные цифровые сервисы, которые тоже многие хотят научиться делать. У нас пока нет специальной программы, где мы об этом можем рассказывать. Но мы как раз сейчас в процессе обсуждения их запуска, мы готовы делать такие кастомизированные программы под те нужды, которые есть у наших коллег.

– В принципе, этому и студентов можно учить...

– Мы и учим. К примеру, на той программе, про которую я ранее говорил, «Ресурс России», мы об этом рассказываем. Вряд ли это можно внедрить во все образовательные стандарты, но отдельные программы мы начали делать.

«Все решается за две минуты звонком друг другу»

– Запустился ли седьмой поток школы губернаторов?

– Пока нет. Планируем запустить в этом году. Спрос на кадры есть всегда. Из школы губернаторов выходят не только губернаторы, но и федеральные министры, руководители корпораций. Сейчас в силу объективных причин больший акцент на программе «Время героев», но одно другому не мешает – у этих программ разные задачи.

– А сколько человек прошло обучение в школе мэров?

– 159 человек на первом и втором потоках, из них 157 успешно защитили выпускные работы. Там обучаются люди с муниципальным опытом, многие из них уже получили назначения на позиции глав городов. У большинства идет заметный рост в карьере. Сегодня на третьем и четвертом потоках учится еще 161 человек. Их обучение завершится в июне 2025 г.

– Меня всегда удивляло, что в школу губернаторов берут и так очень успешных управленцев, которые и сами могут обучать людей.

– Цель этой программы – дать знания, которые необходимы современному управленцу. Зачастую те, кто там учится, отлично разбираются в своей сфере, но хуже ориентируются в вопросах, к примеру, регионального управления, экономики, промышленности, искусственного интеллекта. И мы даем всем некую общую картину, срез того, что происходит в стране. Расширяем их кругозор в самых разных сферах. Еще одна задача – это горизонтальные связи. Сами выпускники говорят, что самая большая ценность школы губернаторов для них в том, что она очень сильно упростила и ускорила межведомственные коммуникации. Если раньше один замминистра решал вопрос с другим замминистра через письма своим министрам, то теперь это решается за две минуты звонком друг другу, минуя бюрократические процедуры. Вообще, было бы интересно посмотреть, как школа губернаторов повлияла на повышение скорости принятия решений за счет этих горизонтальных связей. Кроме того, обучение в школе губернаторов в том числе учитывается при назначении людей на те или иные посты.

«Пусть это будет PR меритократии»

– Вы недавно ушли с поста гендиректора РСВ и стали главой правления. Чем вы будете заниматься на этой должности? И чем будут отличаться ваши задачи?

– Я еще не стал председателем правления. Пока я остаюсь членом наблюдательного совета РСВ. Одна из конструкций, которая обсуждается, – это создание правления РСВ, которое я могу возглавить. Ушел я с поста гендиректора РСВ, потому что мне доверили работу в РАНХиГС и я сосредоточен на работе здесь. Совмещать два поста, быть первым лицом в двух организациях крайне сложно. Совмещал я их, пока был переходный период и пока не было найдено решение. РСВ – мое родное детище. Я не отхожу полностью и так или иначе будут участвовать в его деятельности. Просто позиция гендиректора подразумевает операционное управление, это требует полного погружения и участия во всех процессах.

– Какие плюсы и минусы системы отбора кадров на основании конкурсов?

– Плюсы заключаются в том, что в них есть возможность проявить себя тем людям, которые обладают нужными компетенциями, знаниями, но по каким-то причинам этих людей не замечают. Конкурсы как раз хорошая возможность быть замеченным, отобрать лучших из лучших. Еще это возможность создать более сильные управленческие команды на разных направлениях.

Минусы тоже есть. Главный минус в том, что на сегодняшний день нет ни одного инструмента, позволяющего гарантированно точно оценить человека, его качества, компетенции и предугадать его способность к качественному выполнению той или иной задачи. Инструменты есть, но они не дают стопроцентной гарантии. Поэтому есть вероятность ошибок при выборе лучшего и вероятность проглядеть таланты. Пропускание через сито всегда приводит к тому, что кто-то талантливый может не пройти. Но мы когда-то сформулировали такой образ, что если кадровые конкурсы считать золотодобычей, то их финалисты – это обогащенная руда. Или другая аналогия – зачастую победители этих конкурсов алмазы, которые требуют определенной обработки.

– Как измеряется эффективность результатов конкурсов в рамках «России – страны возможностей»?

– У нас есть формальные показатели по каждому конкурсу, такие как количество участников, количество назначений, продвижений победителей проекта. Но, кроме того, такие конкурсы повышают веру в возможность самореализации. В 2017 г. социология показывала, что 35–37% опрошенных говорили о том, что в России можно реализовать потенциал без блата, денег и прочего. А на сегодняшний день – это около 80%. И я считаю, что это заслуга в том числе конкурсов РСВ.

– Это среди тех, кто знает о проектах РСВ?

– Нет. Среди тех, кто знает, показатель выше. Изначально нашей задачей было повлиять на восприятие по всей стране. И мы зачастую слышим сейчас от людей, особенно старшего поколения, что «нам уже поздно, но мы видим, что появляются такие проекты и у наших детей, внуков появляются возможности себя проявить». ВЦИОМ спрашивал про возможность самореализации и у участников конкурсов РСВ, и среди них доля тех, кто верит, что эта возможность выросла, гораздо выше.

– Ну это вопрос пиарa, нет?

– Ну а разве не нужно рассказывать про истории успеха? Нужно. Нужно рассказывать про советских и российских изобретателей. Мы должны рассказывать о том, как летали в космос, об изобретениях и открытиях, сделанных русскими людьми. Мы должны гордиться тем, что наши спортсмены завоевывают золото. Должны ли мы гордиться тем, что участники проекта «Лидеры России» стали мэрами городов, губернаторами, вице-губернаторами? Да, должны. Но я много говорил и о том, что для меня главная ценность «Лидеров России» не в том, что кто-то из конкурсантов получил какие-то посты, а в том, что это сильно всколыхнуло самые разные среды – чиновников, бизнес и т. д. В итоге много компаний после старта «Лидеров России» стали подобные конкурсы проводить у себя. Кто-то стал говорить, что у «Лидеров России» методология неправильная, а «у нас правильная». Но это не так важно. Важно, что появился спрос, если хотите, определенная мода. И пусть это будет PR меритократии. На мой взгляд, это круто.

– Сейчас запустили второй поток «Лидеры России. Политика» к выборам в Госдуму 2026 г., проект «Социальные архитекторы» по отбору политтехнологов. А как вообще у РСВ появляются новые проекты?

– Новые проекты всегда появляются на основании пожеланий наших участников и спроса со стороны разных партнеров. Если мы видим, что есть проект, который может быть востребован. Наша основная задача как раз – повышение веры россиян в возможности самореализации. И если проект работает на это, то мы его реализовываем. Если интереса к нему нет, то не делаем.

– А когда будет запущен новый конкурс «Лидеры России»?

– Думаю, что в этом году запустят. Это будет уже шестой конкурс.

– Он будет продолжаться и дальше?

– Да, никаких решений о приостановке нет.

«Не нужно вводить квоты для женщин»

– В вашей диссертации, которая как раз посвящена «Лидерам России», вы писали, что в обществе сохраняются консервативные установки в отношении женщин-управленцев. А может ли эта ситуация поменяться?

– Мне кажется, она уже меняется.

– Ну да, назначили в 2024 г. врио губернатора женщину (ЕАО в качестве врио возглавила Мария Костюк. – «Ведомости»). И [остается] 88 губернаторов-мужчин.

– Ну да, согласен. Но еще недавно был период, когда было ноль (представительство минимум одной женщины в губернаторском корпусе сохраняется уже десятилетия. – «Ведомости»). И у нас все же и в правительстве есть женщины, и в руководстве компаний. Да, их меньше, тут не о чем спорить. Но ситуация меняется. Мне кажется, неправильно искусственно форсировать эту ситуацию, поскольку альтернативой этому всегда будет квотирование. Запад через это прошел и сейчас откатывается назад. Не должно быть 50% губернаторов-мужчин и 50% губернаторов-женщин. Должны быть хорошие губернаторы. Может быть, будут времена, когда будет 80% губернаторов-женщин. На управленческие позиции человек должен подбираться по своим компетенциям, независимо от пола, расы, цвета кожи.

– Но если все-таки вернуться к губернаторам, получается, что в России женщины не обладают компетенциями, чтобы возглавлять регионы?

– Ну это связано в том числе с тем, что у нас в культуре, в истории, в традициях женщины гораздо чаще, чем мужчины, приоритетом выбирают семью и воспитание детей. А мужчины больше нацелены на карьеру.

– Тоже можно поспорить. Все-таки Советский Союз в свое время стал чуть ли не первой страной, где появились равные права у мужчин и женщин.

– Я не про права. Давайте так... Женщин меньше, чем мужчин на управленческих должностях? Да, с этим я не спорю. Хотелось бы мне, чтобы их было больше на таких позициях? Да, хотелось бы. Я вижу, что у женщин есть очень много компетенций, которые полезны для командной работы, которые лучше развиты, чем у мужчин. Но при этом я не считаю, что нужно вводить какие-то квоты для женщин. Это должно происходить само по себе.

«У участников есть выбор»

– Правильно я понимаю, что на базе филиалов и представительств РАНХиГС будут запускаться региональные программы «Время героев»?

– Каждый регион будет делать свою образовательную программу. У нас нет никакой монополии. Но свои услуги мы предлагать будем и готовы выступить операторами этой программы на базе наших филиалов. Но также готовы выступить консультантами, экспертами, помочь собрать программу на региональном уровне. Но у регионов есть право самим определять, как запускать программу.

– Уже с кем-то работаете в такой связке?

– Да, начинаем работать. Активно взаимодействуем с целым рядом регионов – Хабаровским краем, Липецкой и Белгородской областями, ХМАО, Рязанью, Калугой, Омском и др.

– А на каком этапе сейчас обучение на федеральной программе «Время героев»?

– Сейчас продолжается обучение 83 человек на первом потоке, оно рассчитано на два года. Завершился прием заявок на второй поток, начинается отбор участников – они начнут обучение летом. Для тех, кто учится на первом потоке, после общения с ними президента летом прошлого года образовательная программа сильно изменилась. Владимир Путин тогда принял решение, что участники программы не возвращаются на фронт. До этого программа выстраивалась так, что участники должны проходить модульное обучение, которое чередуется с их возвращением к местам службы. И после решения президента мы переделали программу. Теперь она состоит из образовательных модулей другой продолжительности и межмодульной работы с наставниками.

468 000 руб. в год

составляет средняя стоимость обучения на бакалавриате по очной форме в РАНХиГС, специалитет – 423 000 руб. в год, магистратура – 409 000 руб. в год

Каждый участник программы прикреплен к наставнику по месту прохождения стажировки. Участники получают от наставников рекомендации по индивидуальному развитию, по тем направлениям, которые им следует подтянуть. У нас есть по каждому участнику такой отчет, и мы пользуемся этой информацией для корректировки программы. Часть участников уже получили предложения о работе, кто-то пока нет. 25 человек из потока уже получили серьезные назначения. Соответственно, они в межмодульный период работают, эта работа засчитывается как стажировка.

Для тех, кто пока не определился с местом постоянной работы, есть выбор и возможность попробовать себя в разных сферах. Например, они проходят стажировку в регионе, но могут попросить потом постажироваться в федеральной структуре, а кто-то наоборот – и мы такую возможность даем. Мы планируем, что по окончании двухлетней программы обучения все участники получат предложения о постоянной работе.

– Просто как это соотносится – что на этой программе обучаются уже те люди, которые сделали карьеру в политике, например депутаты Госдумы, но при этом и те, кто никогда не занимался политикой и не работал в госуправлении. Может, правильнее дать возможность как раз второй категории – тем, кто не был никогда в политике?

– У нас стояла задача, чтобы все участники спецоперации получили возможность принять участие в отборе на программу «Время героев». Еще одна задача была – отобрать среди них самых достойных. Для отбора у нас есть три критерия. Первый – это уровень их заслуг в специальной военной операции, прежде всего это награды, которые они получили. Если человек является Героем России, кавалером трех, а у нас есть кавалеры и четырех орденов Мужества, то это уже о многом говорит. В первую очередь, что это человек отважный, смелый, готовый отдать жизнь за Родину. Второй критерий – это управленческий опыт, поскольку мы хотим, чтобы в дальнейшем участники программы участвовали в управлении. У кого-то этот опыт есть на гражданской службе, у кого-то – на военной. Третий критерий – это оценка их управленческого потенциала, который проводят специальные эксперты. Все претенденты на участие проходят через это тестирование, которое организует Президентская академия. Все оцениваются по этим трем критериям – заслуги на СВО, управленческий опыт и управленческий потенциал, и самые лучшие попадают в программу.

«В 17 лет нужно быть романтиком»

– Какими качествами должны обладать те, кто идет на госслужбу?

– Об этом лучше всего сказал президент. Государственная служба – это про служение. Это правильно, и я это ощущаю по школе губернаторов, по другим программам. Туда приходят не те люди, которые воспринимают госслужбу как карьерную историю. Большинство из тех, кто на госслужбе действительно успешен, изначально относятся к ней как к служению, готовности отдавать. Качества же, которые должны быть, – это чувство ответственности, чувство долга, порядочность, открытость. В последние годы на первый план выходят умение общаться и работать в команде. Ну и, конечно же, нужны базовые знания в области законодательства, экономики, управления проектами и т. д. Я лично в нынешнюю эпоху турбулентности считаю очень важным качеством стрессоустойчивость, адаптивность и умение работать в быстро меняющихся обстоятельствах. Это отдельная компетенция, которой далеко не все люди обладают и которая очень сейчас востребована, потому что мир такой. Если в советские времена можно было работать по одному шаблону на протяжении десятков лет, то сейчас так не бывает. Пандемия, специальная военная операция, санкции – это то время, в которое мы живем: сегодня одно, завтра другое, потом третье – и нужно уметь быстро перестраиваться, сохраняя при этом главный ориентир – интересы родной страны и ее жителей.

– А этому тоже можно обучить или это скорее свойства личности?

– Это вечный вопрос. Это и про лидерство, и про предпринимательство, и про все остальное. Мое глубокое убеждение в том, что есть врожденные качества, которые у некоторых людей развиты сильнее. Но тем не менее улучшать, усиливать эти компетенции в течение жизни можно и нужно. Просто кому-то это делать легче, а кому-то усилий надо прикладывать больше.

– Как молодым людям в 16–17 лет выбирать будущую специальность, учитывая, как быстро меняется мир и растет влияние на жизнь многих факторов – от технологий до геополитики?

– Будущую профессию нужно выбирать сердцем. Для этого нужно попробовать разные направления – в виде практики, стажировки, волонтерской деятельности, общения с представителями разных профессий. Наша академия готовит специалистов для государственной службы. И даже в 17 лет важно и нужно понимать, что, если ты выбираешь профессию госслужащего, ты должен думать не об уровне дохода, а о масштабе задач и о том, какую пользу принесешь родной стране. Эта мотивация с возрастом обычно становится сильнее. И чем раньше это понимание наступает, тем большее удовлетворение от работы получаешь в будущем.

– Мне сложно представить, что в 17 лет кто-то мечтает стать госслужащим.

– Таких молодых людей много. Эта сфера становится популярнее. Молодежь хочет развивать экономику, сельское хозяйство, промышленность. Почему нет? Это здорово. В 17 лет нужно быть романтиком.