«Еду на машине с Красной площади, и у меня трясутся руки». Интервью шорт-трекиста Семена Елистратова

Из-за событий на Украине российские призеры Пекина-2022 недополучили внимания публики, хотя вполне его заслужили. Например, 31-летний шорт-трекист Семен Елистратов завоевал медаль на третьей Олимпиаде подряд: к эстафетному золоту Сочи-2014 и личной бронзе Пхенчхана-2018 добавил еще одну бронзовую награду — на коронной дистанции 1500 м.

Кроме олимпийских подвигов в эти восемь лет уместились успехи на чемпионатах мира и Европы, перестановки в тренерском штабе сборной, переход личного тренера Андрея Максимова в сборную Казахстана и даже допинг-история с мельдонием. «Ведомости. Спорт» поговорил с Елистратовым о том, как сохранять форму и мотивацию вопреки обстоятельствам.

Про Игры в условиях пандемии

— В Пекине действовал жесткий ковид-протокол. Тотальный масочный режим, ежедневные ПЦР-тесты, прочие ограничения. Наверное, те, кто попал на карантин или мечтал посмотреть достопримечательности, могут назвать эти условия тюрьмой. Но я приехал на Олимпиаду с одной целью — показать результат. Если бы нам даже позволили выйти в город, я бы не пошел. А что касается проживания, транспортной инфраструктуры — все было организовано максимально четко.

Единственное, что меня удручало, — это питание. Может, я избалованный или у меня желудок нервный, но, как бы ни старались организаторы европеизировать кухню, все равно чувствовалась китайская рука. Например, мы привыкли, что вареное мясо — мягкое, а там оно было максимально жестким. Его можно было очень долго жевать, но потом оно все равно камнем падало в желудок. Или еще пример: каждый день готовили утку по-пекински, но с пропорцией жиров и белков 90 на 10. Официально столовая работала круглосуточно, но иногда соревнования заканчивались в ночи — и к нашему возвращению еды практически не оставалось.

Про олимпийские эмоции

— На Играх в Сочи меня никто не знал, мне было всего 23 — и вдруг я выигрываю олимпийское золото. На тот момент я ездил на старенькой Skoda Octavia, которая досталась мне от папы. После победы каждому вручили «Мерседес». Помню, как еду на машине с Красной площади и у меня трясутся руки.

После победы в Сочи я неделю не мог спать — настолько меня переполняли эмоции. Для меня золото Олимпиады было чем-то недосягаемым, невозможным. Я сейчас уже понимаю, что после Сочи в моей жизни поменялось абсолютно все.

Про популярность шорт-трека

— После Сочи-2014 было два-три месяца, когда мы оказались на медийной волне. Но мы эту волну, вежливо выражаясь, проворонили. С возрастом я понял, что общение со СМИ — важнейшая вещь, нужно уметь рассказывать о себе. Если бы вы попросили о разговоре после Олимпиады-2014, я бы отказался, поскольку в голове была только одна мысль — нужно тренироваться и только тренироваться. Сейчас я понимаю, что такая позиция была ошибочной. После Игр в Сочи сезон закончился, и интерес к шорт-треку затух. Тогда мы упустили шанс популяризовать наш вид спорта.

Про допинг-историю с мельдонием

— Еще два года назад я бы очень эмоционально про это рассказывал (в марте 2016 г. в допинг-пробе Елистратова обнаружили микродозу мельдония, запрещенного с 1 января 2016 г., спортсмена отстранили от соревнований, но спустя месяц дисквалификацию сняли — «Ведомости. Спорт»). Но сейчас уже все улеглось. Благодаря этой истории очень быстро повзрослел. До скандала я летал в облаках, был наивным, а после вышел совершенно другим человеком. Психологически очень тяжело переживал эту историю — мне потребовался год, чтобы восстановиться. Все крутил в голове — как же я мог допустить, что вещество попало в организм, беспокоился, что подумают обо мне другие, боялся обвинений.

Про роль психолога

— На одном из чемпионатов мира после Пхенчхана произошел неприятный инцидент: не буду рассказывать детали, но после него я понял, что не справляюсь сам. Я начал искать человека, который подведет меня к Олимпиаде. И теперь хочу в сотый раз поблагодарить своего психолога. Бронзу Пекина я разделяю с ней.

У всех есть свои проблемы, но многие предпочитают о них молчать. Приведу условный пример. У вас завтра олимпийский финал, а сегодня вам звонит жена и предлагает развестись. Конечно, вы будете думать о чем угодно, но только не о том, как хорошо пробежать дистанцию.

Смысл работы с психологом в том, чтобы, несмотря на все окружающие обстоятельства — конец света, полет ракет, обвинения в допинге, — ты смог мобилизоваться и показать результат. Работа со своей головой — это большое дело. Это та же тренировка, на которую могут уйти годы.

На мой взгляд, у спортсмена должен быть хороший психолог. Наравне с хорошим массажистом, тренером, физиологом.

Про смену тренеров

— В 2008 по 2010 г. мы тренировались с китайским специалистом Ан Юлонгом. Тогда система была такая: чем больше нагрузок, тем лучше: прыгай дальше, беги дольше — и покажешь результат. У нас это не сработало. Мое мнение: такая система годится только для Китая, где действует принцип «выживает сильнейший».

Потом пришел корейский специалист Джимми Джен, подготовка немного изменилась — вспомнили о технических моментах, инвентаре и других тонкостях. А в 2012 г. сборную возглавил француз Себастьян Кросс, он придерживался совершенно иного подхода — показал, что дело не в объемах, а в правильном построении тренировочного процесса. И результат, действительно, был отличный.

К Пекину я готовился со сборной Казахстана, где теперь работает мой личный тренер Андрей Максимов. Мы с ним уже больше 20 лет вместе. И в этом плане у меня ощущение, что все происходит так, как должно быть. Боженька одарил меня замечательным тренером, в самые сложные моменты он всегда был рядом. И мне грех жаловаться — я достиг в карьере всего, о чем поначалу и мечтать не мог. А федерацию интересует результат, а не то, где, как и с кем я тренируюсь. Если результат есть — вопросов нет.

Про заработки в шорт-треке

— Мой основной доход — зарплата от Минспорта. Плюс у нас есть призовые от ISU (Международный союз конькобежцев — «Ведомости. Спорт»), но они совсем небольшие (полагаются только за попадание в топ-10 общего зачета Кубка мира, победителю достается 15 000 евро — «Ведомости. Спорт»), особенно если сравнивать с фигурным катанием. Но и их еще нужно заработать в конкуренции с китайцами, корейцами, венграми, голландцами и канадцами.

У меня нет ни одного личного спонсора: когда после Сочи была возможность заявить о себе, я ею не воспользовался. Партнеры есть у федерации, они помогают нам с инвентарем.

Считаю ли я себя обеспеченным человеком? Ну я могу себе позволить зайти в продуктовый магазин и купить все, что нужно. И даже иногда могу себе позволить не смотреть на цены. Но футболка за 20 000 руб. — это для меня большие траты. Тем более я не могу себе позволить зайти в салон и купить любую машину, какую захочу.

Про затраты на подготовку

— Самое важное в шорт-треке — инвентарь. На сезон требуется три-четыре пары лезвий — это $2000, хорошие камни для заточки лезвий — $500, комбинезон — 30 000–50 000 руб., перчатки и шлем — около 10 000 руб. Хороших ботинок обычно хватает на два года, одна пара стоит $2500. Тебе нужен станок, один на олимпийский цикл, — $600.

Плюс нужно место для подготовки, где лед будет и в мае, и в декабре. Нужна команда: минимум пять спарринг-партнеров — одному подготовиться к международным соревнованиям невозможно. Нужен хороший тренер, нутрициолог, массажист. Некоторым, как мне, нужен еще психолог. И всем этим специалистам нужно платить зарплату. К счастью, если ты член сборной России, все затраты берет на себя Министерство спорта.

Про коллекционирование автомоделей

— Мне всегда нравились автомобили. Могу, например, часами смотреть на старые «Феррари». Для меня машины — не просто средство передвижения, к некоторым из них я отношусь как к одушевленным предметам.

Постепенно это увлечение переросло в коллекционирование моделей старых машин 1:18. Часто модель выпускается тиражом всего в 100 штук. И если она оказывается у тебя, отдельное удовольствие похвастаться этим в соцсетях.

Но хобби дорогое. Цена модели стартует от 10 000–15 000 руб. В итоге может доходить и до 500 000 руб., но таких трат я себе позволить не могу. Раз в год могу себе купить модель до 100 000 руб. А у многих моделей, которые раньше я покупал за 15 000–20 000 руб., сейчас уже цены перешагнули за 100 000 руб. Если их сейчас продавать, получу хорошую выгоду.

Про планы после спорта

— Конкретного понимания, чем буду заниматься после завершения карьеры, у меня нет. Спортсмены ведь живут по четкому расписанию — тренировки, перелеты, сборы, мы постоянно в движении. И уйти от этого распорядка — отдельная работа. Уже сейчас понимаю, что мне будет сложно. 

Вообще же, у меня в 31 год несколько поменялись приоритеты. Сейчас я бы хотел по возможности помогать развитию шорт-трека. Мне бы хотелось в будущем поднять на другой уровень детский спорт. Помочь ребятам с инвентарем. Чтобы они не начинали с подвала и с хоккейных коньков.

Мне интересно делиться своим гигантским опытом, все-таки позади четыре Олимпиады, три цикла с медалями. Правильно мобилизовать этот опыт для детей — это, наверное, самое меньше, что я могу сделать для своего вида спорта.