«Жил в чуме посреди бескрайней ледяной пустыни»: зачем модельер и ресторатор Денис Симачев оставил столичные тусовки ради тундры

В рубрике «Городские истории» предприниматели и деятели искусства рассказывают о своей жизни в Москве: где им нравится гулять, вкусно есть и пить, проводить личные или деловые встречи и многое другое. Гость этого выпуска — модельер и ресторатор Денис Симачев.

Денис Симачев — создатель и владелец торговой марки DENIS SIMACHЁV. Он также является совладельцем ресторана «Simach в Недальнем» и обладателем патента на роспись «под хохлому». А 9 июня в прокате стартует новый фильм «Голоса Арктики» с его участием в качестве актера.

Бандитская улица

Я родился и вырос в Москве на улице, названной именем Павла Корчагина, главного героя романа Николая Островского «Как закалялась сталь». Этот район в народе получил название Мазутка. Почему такое название? Когда эта местность еще не была Москвой, в 1950-е гг., здесь стоял мазутный завод, где в основном работали зеки, которые со временем расселились поблизости. С тех пор о районе по городу пошла молва как о бандитском и хулиганском месте. 

К моменту моего рождения, то есть к 1974 г., здесь сложился необычный симбиоз из окрестных жителей. Мазутка стала Москвой, и ее застроили цековскими домами (Центральный Комитет партии в 80-е гг.) с соответствующей публикой. И при этом на нашей улице проживало около 27 воров в законе. 

Коктейль из местных субкультур получился очень необычный. Вместе соседствовали шпана с ее понятиями и обеспеченные ребята, маменькины сынки. Но все как-то уживались друг с другом на одной территории, делились жизненным опытом и событиями. Более того, под влиянием криминогенности района некоторые дети цекашников становились такими бандитами, что только держись!

Этот район по-прежнему один из моих любимых — Сокольники, ВДНХ, гостиница «Космос», улица Павла Корчагина. Сейчас его нельзя назвать прежним, каким я его знал в юные годы. В нем уже нет былой мощи и той школы жизни, которая меня воспитала и сильно помогла. Лучшие времена в моей жизни прошли здесь. Мой внутренний мир складывался кирпичик за кирпичиком из уличной жизни. Я научился держать удар во всех смыслах. Поэтому в 90-е я вышел с полным багажом знаний о том, что правильно, а что — нет. 

Семья

Моя родная улица называлась именем Павла Корчагина в честь литературного персонажа. Здесь, в ведомственном доме, отцу выделили квартиру на пятом этаже, где я с родителями прожил с рождения до окончания школы. 

Помню на углу дома была важная для меня булочная. Продукты в те годы в основном родители приносили в авоськах с работы и единственное, за чем меня посылали, — за хлебом. Сейчас везде супермаркеты, а тогда школьнику для счастья достаточно было одной булочной. Там был всегда свежий и вкусный хлеб, с хрустящей корочкой, красивые полки. По-прежнему запах свежей выпечки навевает на меня самые лучшие воспоминания.

Наша семья ничем не отличалась от любой другой советской семьи, где папа военный, а мама учитель английского языка. Весь мой уклад жизни подчинялся жесткой дисциплине. Я жил по четкому распорядку дня: от момента подъема до отхода ко сну все было расписано по минутам — чем я занимаюсь, какие школы посещаю, репетиторы, у кого я должен быть. На развлечения времени почти не было. Но этот образ жизни приучил меня с детства планировать свою жизнь, ставить четкие задачи и достигать их. Главная установка, которую я получил, — любое дело нужно доводить до конца. 

Америка в Москве

В 1990-е я стал одним из первых посетителей, которые попали на открытие первого ресторана «Макдональдс» в Москве на Пушкинской. В тот день еще до открытия около кафе выстроилась огромная очередь — больше, чем в Мавзолей. Раньше по нему определяли масштаб череди. 

В советское время гостей и приезжих родственников нужно было обязательно сводить в Мавзолей. Меня уже к 6 утра посылали занимать очередь, которая начиналась с Александровского сада. Лишь днем я  постепенно подходил к Мавзолею. Эта очередь считалась одной из самых длинных. 

С появлением «Макдака» стало ясно, что появилась вторая по длине очередь в несколько колец вокруг Пушкинского сквера. Мы с друзьями научились нагло проходить все препятствия. 

Люди стояли по 5-6 часов, чтобы попробовать американской еды. Всегда было интересно наблюдать за тем, как посетители первый раз пробовали совершенно другой продукт по вкусу, форме и подаче. 

Я приходил в кафе как в театр, а вокруг меня было множество актеров — драматических, комедийных. Первое время это был один из самых дорогих и посещаемых ресторанов города. Люди туда наряжались, заранее готовились. В первые дни открытия мы с друзьями по 3—4 часа в день сидели там, впитывая в себя новую культуру.  

Я и до этого момента чувствовал, что живу в центре Советского Союза, а после открытия «Макдака» стало понятно, что еще и Америка приехала к нам в город.

Мечты о творчестве

Рисовать я начал лет с семи. А уже через год, поступив в художественную школу сразу в третий класс, так как туда отбирали не по возрасту, а по уровню работ, я уже точно знал, кем стану. Из далеких 80-х я пионером смотрел в светлое будущее и представлял себя живописцем.

Конечно, папа желал мне военную карьеру, чтобы я продолжил династию, но я выбрал искусство. В 70-80-е гг. все творческие люди — художники, скульпторы, иллюстраторы — любили заложить за воротник. Во-первых, профессия провоцировала, а во-вторых, было сложно совмещать материальный и творческий успех. 

Поэтому родители были уверены, что художник — несерьезная профессия. А я втайне мечтал о том, как закончу художественную школу, потом Академию, вступлю в Союз художников и у меня будут проходить персональные выставки в ЦДХ. Но папа и мама всегда воспринимали мои планы как далекие от надежного будущего фантазии. 

Выбор профессии

Студентом Московской государственной текстильной академии я стал случайно. Лихие 90-е внесли свои коррективы в привычный уклад советской жизни, и я не остался в стороне. С головой ушел в бизнес и зарабатывание легких денег. Тогда было не до учебы, но родители настаивали на высшем образовании, поэтому мне пришлось вернуться к учебникам.

Я поступил в Текстильную академию на ФПИ (факультет прикладного искусства), отделение «Орнаментика», затем перевелся на «Моделирование». Когда и там все стало понятно, то остановился на самом сложном направлении — «Обувь». Профессия оказалась очень непростой, с невероятным количеством формул. 

Конечно, в студенчестве каждый день интересный. Творческая профессия — это когда каждый день пьянки, танцы, развлечения, а на следующий день рисуешь уверенной, поставленной рукой и сдаешь зачеты. Это время я вспоминаю как легкое и беззаботное, одно из самых счастливых. Мы по-прежнему общаемся с одногруппниками и даже работаем вместе. Моя команда, с которой я уже 20 лет, сформирована именно в студенческие годы. 

Мелодия столицы

Сейчас я живу на Чистых прудах. Мне кажется, это последний оазис в городе, который похож на настоящую Москву: нет новых зданий, много церквей, посольств. С моего детства в городе много что изменилось, но Чистые пруды остались прежними. 

Еще настоящая Москва для меня — это запах и звуки столицы. В этом коктейле все: запах асфальта, бензина, московской пыли и звуки Москвы — звон колоколов, шум машин, обрывки речи. Я родился в Москве, и любой ее смог для меня как духи. 

Москва сильно отличается от других столиц, здесь просторные проспекты и улицы, как нигде больше. В других местах, где я долго жил (Милан, Париж, Нью-Йорк), узкие улицы. Например, Лондон очень скомканный, а Москва широкая, приветливая, красивая, как русская душа. 

При этом новоприбывшим не стоит спрашивать у местных, как куда-то пройти, потому что местные жители вряд ли знают, что находится поблизости. Часто москвичи живут на своей улице, знают свой дом, но уже не в курсе, какой номер у соседнего здания. 

Все заняты своими делами, и поэтому те, кто живет в Москве, как туристы не изучают свой район. Поэтому приезжие часто больше знают про город, чем многие его жители. 

Москва становится краше с каждым годом. Мне нравится, что мостят улицы, потому что считаю, что асфальт должен быть только на проезжей части, а все остальное — в граните. Так чище и эстетичней. Можно спокойно идти по тротуару, переписываясь в телефоне, и не спотыкаться. 

После того как мэр города провел реконструкцию, много людей стало ходить пешком. Это правильно, потому что по Москве нужно гулять. Машина нужна для пригорода или, может быть, для спального района. Сам по городу я хожу пешком, а если идти далеко, то беру такси. 

Все деловые встречи я провожу в своем ресторане Simach в Недальнем. В нем много разных зон, основную линию дизайна я придумывал сам. 

Мой партнер ресторатор Аркадий Новиков отговаривал меня от выбора Тверского бульвара, так как это место далеко от Патриков, которые считаются «гастрономической улицей» Москвы.

Проект «Голоса Арктики»

На съемки фильма я попал неожиданно для себя. Мне позвонил режиссер фильма «Голоса Арктики» Иван Вдовин и предложил участие. Правда, Иван обещал, что съемки займут всего пару дней. Я поверил, отправился со съемочной группой в экспедицию на Крайний Север и прожил там месяц. 

В фильме с легкой руки режиссера стал композитором, героем, который отправился в экспедицию на Север, чтобы записать голоса Арктики и свести их в единую музыкальную композицию. В финале я еду на огромном вездеходе-бурлаке по тундре сквозь ночной буран и играю ту композицию на основе фольклора местных жителей. 

Сложнее всего в экспедиции было преодолевать холод. Но, несмотря на пронизывающий мороз, люди за полярным кругом живут, радуются жизни, занимаются бытовыми вопросами и гармонично себя чувствуют. 

Для меня участие в проекте оказалось уникальным опытом. Съемки шли о проблеме исчезновения малых народов, которым приходится отказываться от исторически сложившегося кочевого образа жизни. 

Вернуться из Арктики прежним человеком невозможно. Гостя Крайнего Севера ждут постоянные преодоления себя сквозь жгучий мороз вдали от цивилизации, без связи. Я жил в чуме с 4 ненцами посреди бескрайней ледяной пустыни. Делить быт и трудности северного народа современному человеку порой немыслимо. Днем чум отапливался печкой-буржуйкой, а ночью, когда пламя в ней затихало, в чум прокрадывался ледяной холод. От ветра его жителей защищают оленьи шкуры, но ночью все равно кажется, что ты спишь на улице, — так холодно. 

Чтобы согреться и немного выспаться, жители чума укрывают себя всеми шкурами, которые есть в небольшом убежище, и оставляют себе лишь маленькое оконце для доступа кислорода. 

Тундра очень агрессивное и опасное место, где любое нарушение правил может привести к катастрофе. Приходилось постоянно быть в напряжении.  

В аэропорту «Шереметьево» по возвращении домой я вздохнул полной грудью и с удивлением понял, что воздух больше не обжигает раскаленным холодом мои легкие и я могу спокойно дышать.