На «Завтра/2morrow» громким премьерам стоит предпочитать конкурс

Удивительно, но «Завтра» третий год подряд показывает пример того, что в Москве можно провести пусть компактный (четыре дня), зато безоговорочно актуальный международный фестиваль. Где важно искусство кино, а не искусство надувания щек. Где к программному директору Алексею Медведеву хочется подойти почти после каждого фильма, чтобы сказать «спасибо». Где звезды не позируют перед фотографами светской хроники, а проводят мастер-классы (в этот раз аншлаги собрали актер Рутгер Хауэр и выдающийся оператор Кристофер Дойл, филигранно снявший, в частности, открывшие фестивальную программу «Пределы контроля» Джима Джармуша).

Удивительно, но конкурс становится здесь не досадным дополнением к внеконкурсным хитам, приехавшим из Каннов, Берлина и Венеции, а возможностью увидеть работы режиссеров, которых будут зазывать в Венецию, Берлин и Канны через год-два-три.

Удивительно, но Брюно Дюмон, вызвавший на Каннском фестивале скандал всего 10 лет назад, в программе «Завтра» кажется мэтром, чья свежая картина заслуживает скорее вежливого любопытства, чем споров о новом киноязыке или провокативном содержании. Хотя без сюжетной провокации Дюмон не Дюмон: в фильме «Хадевейх» молодая послушница монастыря, раздираемая чувством богооставленности, проходит путь от католицизма до радикального ислама. У французского режиссера по-прежнему феноменальное чутье на лица, но смотреть на актеров Жюли Соколовски и Ясина Салиина в этот раз интереснее, чем разбираться в последствиях лобовых столкновений веры и одержимости, любви божественной и земной. Или погружаться в медитативный ритм, окончательно превратившийся в фирменный прием, который Дюмон таскает из картины в картину, как любимый чемодан, который жалко бросить.

Удивительно, но румынское кино, обласканное фестивалями последних лет, продолжает исправно работать на сухом пайке бытового реализма. Фильм Корнелиу Порумбойю «Полицейский, прилагательное» еще медленнее, чем «Хадевейх», но его намеренные длинноты и убогая фактура – наследство эпохи «развитого социализма» – необходимы для подготовки такой же скупой и безысходной кульминации, в которой молодой следователь, еще недостаточно усвоивший корпоративные порядки, оказывается раздавлен статьями толкового словаря, разъясняющими понятия «совесть», «мораль» и «закон».

Удивительно, но малайзийский фильм «Все билеты проданы!» в первой же сцене высмеивает именно такое кино, как у Дюмона и Порумбойю. Героиня-телеведущая берет интервью у артхаусного режиссера, который объясняет, что на экране все должно быть медленно и скучно, потому что в жизни все тоже медленно и скучно; тем временем на заднем плане идет стрельба, бьются стекла и хлещет кровь. После чего начинается мюзикл, на высшей точке переходящий в караоке: артисты замолкают, и зрителям остается самим пропеть бегущий по экрану текст.

Удивительно, но режиссерский дебют сценариста Роберта Сигела «Большой фанат» гораздо мощнее «Рестлера», снятого по сигеловскому сценарию опытным Дэрреном Аронофски. История беззаветной любви парковщика, запертого в стеклянной будке у въезда в гараж, к гориллоподобному футболисту-небожителю сбивает зрителя с ног так же, как кумир – своего поклонника, не вовремя подошедшего за автографом. Избитый фанат упрямо отказывается от судебного иска, и его преданность любимой команде становится единственным бунтом, доступным маленькому человеку: пусть у вас есть ваше жалкое благополучие, зато у меня – непонятное вам огромное счастье поклоняться и обожать.

Удивительно, но все претензии к фильму канадца Ксавье Долана «Я убил свою маму» снимаются одной фразой: режиссеру всего 20 лет. Это объясняет и отчаянную исповедальность картины, и такое же отчаянное самолюбование автора, и щедрый аванс, выданный ему жюри под руководством 80-летнего патриарха-сюрреалиста Алехандро Ходоровски: главный приз 3-го фестиваля «Завтра».