Современные пьесы на фестивале «Золотая маска»: Публика оказалась в зеркале «Язычников» и на лекции про «Казус Послера»

Театр из шахтерского Прокопьевска, получивший в прошлом году приз критики за спектакль «Экспонаты» по пьесе Михаила Дурненкова, теперь приехал уже с маленькой спецпрограммой, а в ней на первом месте «Язычники» – последняя пьеса Анны Яблонской, погибшей год назад в «Домодедово».

Семейная, бытовая вроде бы драма. Муж – безработный музыкант, жена – горе-риэлтор днем, швея ночью, добытчица и стерва круглосуточно, дочь-студентка с неудачным любовным опытом и всеми присущими возрасту бунтами. На голову им сваливается бабушка-богомолка, много лет мыкавшаяся по монастырям. Анна Яблонская ступила на запретную территорию, почти что Зону. Грязный табачно-водочный бизнес, которым занимаются служители церкви. Грань между верой и воцерковленностью. И наконец, самый болезненный вопрос: о том, какой ген оказался в нас более живучим – язычества или христианства.

Режиссер Вера Попова использует такой же простодушный и действенный прием, как язык самой пьесы, – ставит «зеркало» перед залом: семейная история разыгрывается на рядах театральных кресел. Ну а в том, что прокопьевские артисты счастливо нащупали подлинную живую интонацию сегодняшнего дня, мы убедились еще в прошлый раз.

Театр из другого города – Центр современной драматургии Екатеринбурга – приехал в Москву с моноспектаклем «Казус Послера»: всего один актер да видеопроектор. Модный нынче жанр лекции о современном искусстве на деле оказывается театральной мистификацией (особенно остро реагируют на нее галеристы). Лектор (Александр Фукалов) рассказывает о некоем парижском художнике Послере, который нашел свою нишу – рисовать то, что осталось после... «После Джоконды», «После завтрака на траве», «После сороки». Унылые копии пейзажей, лишенные героев и сюжетов, находят покупателей. Апофеозом становится выставка «После всего» – пустая, хорошо освещенная галерея и увесистый том комментариев и исследований к ней.

Мелькают видеокадры: картины Леонардо, Мане, ван Дейка – и Послера. Лектор прощупывает аудиторию на знание живописи – аудитория путается и смущается. Остроумный текст разливается на ручейки: тут тебе детективная история об аукционе, породившем тучу претендентов на первенство идеи (пардон, дискурса); там – реальные факты про одаренного шимпанзе, чье вдохновенное малевание продается за баснословные (согласно спросу) деньги. Мистификация лишний раз ставит гамлетовский вопрос: что есть современное искусство – деградация, профанация, провокация, поиск новых форм, свидетельство тупика или прорыв в неизведанное, лукавство ли художника, его ли исповедь или «иное».

Возникает подозрение – а не является ли такой же мистификацией автор пьесы Жан Мужено. Но оказалось, есть такой драматург, десять лет писавший небольшие пьесы, пока одна из них не принесла ему успех.