В прокат выходит документальный фильм про художника Тимура Новикова

Просветительский кинопроект Евгения Митты и Александра Шейна «Антология современного искусства» пополнился третьей серией «Тимур Новиков. Ноль-объект» - после Олега Кулика и дуэта Виноградов - Дубосарский настала очередь важнейшего художника ленинградского андеграунда 1980-х. Героя впервые нельзя привлечь к съемкам (Новиков скончался в 2002 г.), поэтому в фильм вошли интервью с его друзьями, коллегами и специалистами по его работам, документальные кадры его выступлений, концертов и квартирников.

Ранний Тимур Новиков, лидер объединения «Новые художники», - возможно, единственный из среды отечественного современного искусства, кто по умолчанию будет своим для широкой публики, при том что она, скорее всего, не знает ни имени художника, ни тем более его работ. Но некоторые знаки ленинградского андеграунда и тесно связанного с ним русского рока опознаются всеми: прежде всего песни Виктора Цоя и фильм Сергея Соловьева «Асса» («Асса в массы» - лозунг «Новых художников», сформулированный за три года до премьеры картины). Создатель «Поп-механики» Сергей Курёхин, знаменитый своими перевоплощениями Владислав Мамышев-Монро и «мальчик Бананан» Сергей Бугаев (Африка) - все это люди того же круга. Режиссер фильма Александр Шейн показывает Тимура Новикова не столько автором произведений, сколько лидером, вокруг которого собираются знаковые фигуры позднего советского и раннего российского искусства. Сюжет фильма - эволюция Новикова-идеолога: от аполитичного, но категорически не советского молодого человека, отстаивающего неограниченную свободу творчества для каждого - до «неоакадемиста», борца с модернизмом и защитника традиций, в свои сорок носящего маску проповедника-старца.

Хотя сами по себе картины Новикова - прекрасный материал для исследования. В условиях информационного вакуума, когда не только Уорхол и Кейдж, но даже Малевич был известен только по слухам, художник-самоучка подхватил из воздуха темы, в которых нельзя не увидеть широчайшего контекста искусства XX в. Мы могли бы сказать, что Новиков занимался трансформацией и разрушением абстрактной живописи, если бы хоть немного были уверены, что он знал Марка Ротко и Барнета Ньюмана. Добавляя на большую одноцветную или двухцветную плоскость крохотные силуэты животных, самолетов и зданий, Новиков превращал абстракцию в пейзаж. Мягкая ткань вместо натянутого холста напоминает о следующей главе в развитии абстрактной живописи - когда художники стали трансформировать саму плоскость: тряпичные картины Новикова перекликаются со знаменитой «Постелью» Роберта Раушенберга, иронически переосмысляющей работы предшественников.

Наконец, в одно время с «Новыми художниками» в США появляется Ист-Вилладж, в Германии - «Новые дикие», в Италии - трансавангард. Все эти направления стилистически похожи, и каким образом ленинградский андеграунд поймал эту волну - вопрос весьма любопытный. Словом, Новикова занимали те же формальные проблемы, что и всю мировую живопись прошлого столетия: отношения абстрактного и фигуративного, плоскость и ее деконструкция, наивное искусство и диалог с классическим наследием. Но кино не об этом.

Александр Шейн и Евгений Митта рассчитывают не только на арт-сообщество, но и - в идеале - на относительного широкого зрителя. Новиков-идеолог и лидер - фигура, которая, возможно, объясняет культуру и время больше, чем Новиков-художник. История искусства и история страны во взаимопроникновении - главная тема «Антологии». Фильм о Новикове начинается кадрами брежневских похорон и заканчивается величественным проездом президентского кортежа по расчищенной майской Москве в день инаугурации: в 1982 г. падает гроб с генсеком, картинка дает сбой - в 2012-м она снова безупречна. Между двумя хрониками история новой, несоветской ментальности, распространившейся с группы художников-нонконформистов на целое поколение.

В новой России Новиков демонстративно отрекается не только от необузданного искусства без правил, но и в целом от contemporary art и модернизма, провозглашая возвращение к академической живописи, золотому сечению и - в переводе с языка искусства на язык культурной политики - к тому, что сегодня называется «духовными скрепами». Чем был его эксцентричный «неоакадемизм» - затянувшимся розыгрышем, предощущением современной реакции или вполне искренним реакционизмом, - искусствоведы спорят до сих пор. Возможно, здесь сыграл роль его природный нонконформизм - в мире легитимного, признанного contemporary art, где современные художники перестали быть маргиналами, Новиков не мог не занять иной маргинальной позиции. Его эстетический протест, обеспеченный не твердой идеологической платформой, а духом неформальной эксцентрики, оказался достаточно нестабильным, чтобы с течением времени полностью поменять окраску. К этому скорее всего нужно относиться как к игре. Сама возможность выбора между нормативным и маргинальным, между большинством и меньшинством - возможность, которую мы рискуем потерять, - была для Новикова важнее, чем принадлежность к авангардной или реакционной стратегии в искусстве.

В прокате с 7 августа