На Зальцбургском фестивале играют «Дон Жуана» Моцарта

На Зальцбургском фестивале поставлен «Дон Жуан» Моцарта. В спектакле режиссера Свена-Эрика Бехтольфа заглавный герой оказался заурядным мачо, ухлестывающим за горничными
Игра взглядов и поз в постановке Бехтольфа пользуется успехом у публики/ © Salzburger Festspiele/ Michael POhn

«Дон Жуан» продолжил в Зальцбурге серию постановок трилогии Моцарта/да Понте, открывшуюся прошлым летом оперой «Так поступают все женщины». Честь ставить трилогию досталась Свену-Эрику Бехтольфу - куратору драматической части фестивальной программы. Зрелище «Дон Жуана» оказалось приятным для глаза, хоть и не претендующим на глубокомысленность: просто забавная историйка про жовиального мачо, оказавшегося в шикарном отеле, переполненном скучающими дамочками, и сполна воспользовавшегося преимуществами своего положения. Конечно, это обыденный взгляд на проблематику «Дон Жуана» - как-никак, самый важный европейский миф новейшего времени. Впрочем, похоже, Бехтольфа не волнуют вопросы, расширяющие и углубляющие наше понимание оперы Моцарта.

Постановка не лишена юмора. Ужимки сластолюбца, ухаживающего за одной, провожающего взглядом другую и тут же принюхивающегося к шлейфу запахов, оставленному третьей, вызывают ожидаемый смех в зале. На сцене торжествует предметность - эдакий гиперреализм с любовно воссозданными деталями интерьера, вплоть до настоящей лестницы на второй этаж и хрустальными бокалами на барной стойке. Декорации не меняются на всем протяжении представления - лишь уносят и приносят кресла, сбрасывают с верхнего этажа тюфяки, устанавливают посреди холла надгробие с бюстом Командора и лавровым венком. Течет повседневная гостиничная жизнь. Сколько уж раз опера разворачивалась в интерьерах отеля? Даже и не упомнить, настолько затрепан этот прием.

Командор (отличный густой бас Томаша Конечного) появляется в военном френче, с жестким ежиком седых волос. В скорбной похоронной процессии его провожают в последний путь «люди в черном». Бонтонная дама в глубоком трауре, неизменно элегантная, сдержанная, светская - Донна Анна (Леннеке Рюйтен) на поверку оказалась одномерной по рисунку роли (в чем, без сомнения, повинен режиссер), а голос ее звучал слишком пронзительно и резко. Донна Эльвира (Анетт Фрич), пожалуй, провела партию более выигрышно. Но и ее исполнение было лишено игры оттенков, разнообразия, красивых филировок - она все пела одним, довольно-таки мощным звуком. Более других запомнилась дебютантка Зальцбурга, молдаванка Валентина Нафорница (Церлина) - стройная и длинноногая обладательница гибкого и звонкого сопрано. Кажется, при выборе актрис режиссер руководствовался скорее внешним видом, чем вокальными данными.

Всегда важно, как режиссер решает соотношение характеров Дон Жуана и Лепорелло. Обе партии написаны для подвижного бас-баритона, слуга и господин могут сливаться до полной неразличимости - или, наоборот, максимально контрастировать. Бехтольф выбрал второй вариант. Эффектный жовиальный брюнет Ильдебрандо Д'Арканжело своим густым маслянистым баритоном и стремительной реактивной повадкой всячески подчеркивал неотразимость Дон Жуана - типичного мачо, зацикленного на своей драгоценной особе. Луке Пизарони (Лепорелло), явно уступающему патрону в яркости голоса, был придан облик унылого ботана. В очочках, облаченный в мешковатое пальто, он влачится к стойке шаркающей походкой, ежеминутно озирается, роняет чемоданы, обнаруживая их содержимое.

Когда же холл стремительно пересекает Д'Арканжело, стайка ухоженных дам в изысканных вечерних платьях поворачивает головы в его сторону - точь-в-точь как коровы на лугу. Донна Анна ускользает от подруг; змеиной походкой поднимается по лестнице и скрывается за дверью своей комнаты, напоследок наградив Дон Жуана таким призывным взглядом, что не оказаться ночью в спальне девицы с его стороны было бы по крайней мере невежливо. Однако подобные любительские этюды - стрельба глазами, узнавание оскорбителя по прикосновению рук, эротические сцены, следующие одна за другой с завидной регулярностью - то одна, то другая пара оказывалась на полу в самых рискованных позах, - развлекали, но мысль отнюдь не будили. «Дон Жуан» Бехтольфа оказался предсказуемым как надоевший сериал.

За пульт Венских филармоников встал Кристоф Эшенбах. Его интерпретация Cosi fan tutte в прошлом году вызвала дружные нарекания. Не обошлось без недовольного ворчания и сейчас: темпы Эшенбах, как это ему свойственно, избрал чересчур медленные. Как бы в ответ на критику уже на втором спектакле Эшенбах пришпорил темпы, и в знаменитой «Арии с шампанским» Ильдебрандо Д'Арканжело, проглатывая слова, едва успел за понесшимся вскачь оркестром. Интерпретации Эшенбаха не хватило тонкой стилевой игры, изящества, филигранной фразировки - словом, внимания к мелким, но важным деталям, из которых складывается очарование музыки Моцарта.

Зальцбург