«Идиот» Вайнберга в Большом театре отлично спет и сыгран

Вайнбергианцы ликуют: не успел театр «Новая опера» отыграть первую оперу Вайнберга «Пассажирка» (1968), как Большой театр дал премьеру его же последней оперы «Идиот» (1986). На днях в Большом театре и Государственном институте искусствознания пройдет международный форум «Мечислав Вайнберг (1919–1996). Возвращение». Скоро в Москву въедет еще одна «Пассажирка», поставленная в прошлом сезоне в Екатеринбурге, а вообще эта опера шла во многих городах Европы и Америки. В Мариинском театре выпущен «Идиот», которого также играют в Германии. Как видно, Вайнберг-идиллия – не российское и не западное, а кросскультурное начинание. Этого композитора, оказывается, не хватало всем.

Причина, видимо, в том, что мировой оперный театр испытывает дефицит композиторов второй половины XX века, которые, с одной стороны, принадлежали бы своему времени, с другой – не писали бы авангард, т. е. таких, кого можно было бы включать в репертуар, кого могли бы воспринимать обычные, не слишком изощренные уши и петь типовые, а не особые оперные голоса. Такими композиторами, к примеру, были Бенджамин Бриттен и Ханс Вернер Хенце, оба они написали по многу опер, большинство из которых исправно ставится в театрах. Моисей Вайнберг тоже написал, по разным подсчетам, семь или восемь опер. У него есть даже преимущество – темы его произведений лишены всякой двусмысленности, что является, к примеру, и в «Пассажирке», и в «Идиоте». Освенцим и Достоевский – символы общезначимые, известные везде.

Замысел «Пассажирки» оригинальнее, тогда как в «Идиоте» композитор вступил на освоенную территорию опер по великой русской литературе. Особенно бьет по ней колесо прокофьевского «Игрока» – похожая драматургия, прозаический текст, вздорная героиня, генерал и моложавая старуха в каталке. Только «Идиот» длиннее – четыре часа: в Москве оперу сократили до трех часов, и образовавшиеся швы могут мешать связности событий. Между тем в опере все равно много слов – диалоги Достоевского переданы дословно и подробно. Но все же это не роман «Идиот», положенный на музыку, а несколько другое сочинение, в котором философские смыслы лишь обрамляют лирическую интригу. Такая трансформация органична для оперного жанра – ведь и в других операх, сочиненных по великим книгам, таким как «Фауст» или «Евгений Онегин», чувств больше, нежели рассуждений. Почти как в классической опере, действие складывается вокруг любовного треугольника, который образуют Князь Мышкин, Рогожин и Настасья Филипповна. Последняя тем самым встает в ряд оперных героинь неоднозначного морального облика, таких как Кармен, Виолетта Валери, Манон, Лулу и даже Катерина Измайлова, но и отличается – у Вайнберга это женщина, органически не способная быть счастливой и составить счастье хоть одного из любящих ее мужчин. Финал закономерен: один из них убивает ее ножом, у другого же такой поступок находит искреннее понимание.

Список персонажей Достоевского технично сокращен либреттистом Александром Медведевым, но все равно их остается многовато для камерной драмы. Немаленький оркестр, который ведет польский дирижер Михал Клауза, ставит эмоциональную планку высоко, словно речь идет не о свадьбах, деньгах, записках и острых предметах, а о судьбах мира. В позднем «Идиоте» влияний Шостаковича уже не слышно: гармонический стиль сгущается к терпким диссонансам и разрежается до приятных оперных красот. Интонационно «Идиот» богаче «Пассажирки» – хотя силового напора и здесь достаточно, особенно в женских партиях, композитор подыскивает персонажам индивидуальные вокальные характеристики. Преимущество спектакля Большого театра перед работой «Новой оперы» – певцы моложе, голоса свежее. Треугольник героев один лучше другого строят Богдан Волков (Князь Мышкин), Екатерина Морозова (Настасья Филипповна) и совершенно неузнаваемый Петр Мигунов (Рогожин). Им не уступают Юлия Мазурова (Аглая), Константин Шушаков (красавец баритон неожиданно сыграл гротескного кривляку Лебедева), Иван Максимейко (Ганя). Опыт Евгении Сегенюк, Валерия Гильманова и других артистов помогает делу.

Режиссер драмы из Израиля Евгений Арье поставил действие крепко и подробно, почти без отсебятины, разве что одного Точильщика превратил в трех зловещих берендеев, символических посланцев смерти. Персонажей одела Галина Соловьева, условную мрачную сценографическую конструкцию с ходячей стеной и темными зеркалами создал Семен Пастух, добавил зловещего света Дамир Исмагилов. Миманс, гнущий спины и выделывающий коленца, направил Игорь Качаев, немногочисленный мужской хор натаскал Валерий Борисов. Шаловливую нотку внесла видеосценограф Ася Мухина: на ее экранах множились и сменялись лица героев, снятые так крупно, что они превращались в самих актеров. На последних скорбных тактах Настасья Филипповна (или, вернее, Екатерина Морозова) показала язык, что помогло сохранить необходимую дистанцию по отношению к столь серьезному произведению.