Как Курентзис не встретился с Абдразаковым

Транзитом из Перми в Европу Теодор Курентзис проследовал через Москву с «Реквиемом» Верди. С ним разминулся Второй фестиваль Ильдара Абдразакова, двигавшийся встречным курсом
По свежей версии Курентзиса «Реквием» Верди – не церковное произведение, а «опера в церковных одеждах»/ Антон Завьялов

Счастливые пермяки стали первыми: на сцене Пермского театра оперы и балета «Реквием» Верди под управлением Теодора Курентзиса прозвучал два раза подряд. Потом настал черед Москвы: напомнил о себе Большой зал консерватории, куда уж стал было забывать дорогу просвещенный московский меломан. На очереди – Европа: Париж, Вена, Экс-ан-Прованс, Женева.

Два «Реквиема»

Закончится турне в родных Курентзису Афинах. Там, где качалась колыбель будущего дирижера, прозвучит траурная месса – вторая в мире по популярности после «Реквиема» Моцарта. Разница между шедеврами в том, что если Моцарт писал «Реквием» не зная кому и, по романтической легенде, догадываясь, что самому себе – как оно и вышло, то Верди посвятил свой труд двум конкретным великим мужам, хотя и по очереди. Последняя часть, молитвенная Libera me, написана на смерть Джоаккино Россини как завершающая часть несостоявшегося коллективного произведения. Удивительно, что о музыке Россини в партитуре Верди не напоминает ровно ничего: творческий диалог с предшественником не входил в эстетическую систему композитора. Позже Верди дописал весь «Реквием» целиком, посвятив его памяти писателя и патриота Алессандро Мандзони. Премьеру дали в Милане в 1874 г., и с тех пор вердиевская заупокойная месса не сходит с концертной сцены. Европейские ценители знают ее назубок во множестве великолепных исполнений. Однако теперь хотят послушать и Курентзиса, зная, что его дар откроет им знакомую партитуру заново.

Мы-то «Реквием» Верди в исполнении Курентзиса уже слышали: это было в том же самом Большом зале консерватории в 2007 г. Тогда, 12 лет назад, Курентзис был еще не пермским, а новосибирским дирижером. Его оркестр назывался Musica Аeterna (теперь – MusicAeterna), а хор – New Siberian Singers. Партию сопрано пела Хибла Герзмава, и ее пение трудно забыть – но не только его.

Сибирский вариант 2007 г. был радикальнее, чем нынешний пермский. Он однозначно отвечал на вопрос, что есть «Реквием» Верди – церковное произведение или «опера в церковных одеждах», как назвал партитуру Верди Ханс фон Бюлов. В исполнении Курентзиса и сибиряков «Реквием» был именно церковным произведением, стилистически связанным не с итальянской оперной культурой XIX в., а с католической музыкальной традицией. Все, что можно по части штрихов и приемов, было приближено к старинной музыке: «Реквием» стал безвибратным, прозрачным, барочным. Но ему чуть-чуть не хватило качества исполнения.

Пермский вариант 2019 г. оказался куда более качественным. Хор и оркестр MusicAeterna за годы набрались опыта и окрепли настолько, что дают фору многим европейским коллективам. В оркестре заняты приглашенные из Европы музыканты, хотя в теперешнем составе их заметно меньше – возможно, по экономическим причинам, но также и потому, что наши стали играть не хуже. Партию сопрано уверенно спела «своя» певица – солистка Пермской оперы Зарина Абаева. Другим украшением вокального квартета стал бас немецкой школы Тарек Назми: его голос звучал широко, но вместе с тем ограненно, а строки латинских молитв словно изливались из большого человеческого сердца. Партию меццо-сопрано вместо Эрмине Мэй, певшей на пермских концертах, корректно исполнила Вардуи Абрахамян. Удивила история с солистом-тенором: на эту партию был выбран американец Рене Барбера – легкий лирический тенор, поющий соответствующие партии в операх Россини и Доницетти. Пел он прекрасно, звонко и округло, но с трудностями тесситуры справлялся слишком уж легко, не ведая положенного этой партии сопротивления материала.

Конечно, эффекты и нюансы, которых Теодор Курентзис добиваться мастер, были соблюдены. Струнные начали так тихо, что можно было засомневаться, звучит уже что-то или еще нет, а хор спел фразу Requiem aeternam dona eis, Domine («Вечный покой даруй им, Господи») так проникновенно, что небесный адресат наверняка тут же выполнил услышанное пожелание. В ужасающе огненном Dies irae хор и оркестр сотрясали зал, в чем им помог огромного размера барабан, взятый напрокат у Владимира Спивакова; тот же инструмент минутой позже издавал пугающе инфернальное пианиссимо. Знаменуя пришествие Судного дня, сверху грянули невидимые партеру трубы, на которых играли первачи главных московских оркестров. Кто-то из них досадно киксанул на первой же ноте – но такое случается с лучшими трубачами, главное, чтобы не последовало продолжения в том же духе. Курентзис с латинскими словами на устах обернулся дирижировать в зал, и его лик был страшен. Тем временем на басовом медном инструменте старался артист оркестра Иван Сватковский, кому было поручено переключаться с привычной тубы на аутентичный итальянский чимбассо.

«Реквием» закончился умиротворенным мажорным аккордом. По Большому залу консерватории словно распространился lux perpetua – нескончаемый свет. Музыка кончилась, Курентзис все не опускал рук. Молитвенная минута тишины отделила последний такт партитуры от громких оваций. И все же это был не храм, а театр. Современный пермский вариант «Реквиема» ответил на вопрос о произведении Верди иначе, чем 12-летней давности новосибирский. По свежей версии Курентзиса «Реквием» – та самая «опера в церковных одеждах». И это тоже прекрасный вариант ответа – потому что материал, на котором велось обсуждение, был дотошно, тщательно и сознательно проработан во время многих музыкальных репетиций.

Концерт для «Зарядья»

В те же дни московской публике доставил удовольствие другой российский артист, снискавший признание на требовательном Западе, – оперный бас Ильдар Абдразаков, поющий первые партии русского и европейского репертуара на главных сценах мира.

Абдразаков – не только талантливый и умелый артист, но и современный человек, скромный и обаятельный одновременно, привлекательный мужчина, добрый товарищ и, что для нас сегодня главное, наставник молодых талантов. В преддверии начала своего, уже второго, Международного музыкального фестиваля Ильдара Абдразакова он прослушивал начинающих певцов сначала в Милане, а потом и в Москве. Некоторые из них приняли участие в фестивальном гала-концерте, который прошел в новом московском зале «Зарядье».

Зал был набит битком, принимали артистов очень сердечно. А принимать было кого. С хозяином фестиваля сцену делил опытный американский тенор Лоуренс Браунли – обладатель высокого голоса, словно созданного для опер бельканто, и довольно специфической внешности: едва ли композиторы могли предназначить партию какого-нибудь рыцаря-любовника чернокожему артисту маленького роста. Однако Браунли спел в концерте арии любовников, и его артистический тип ничему не помешал – но когда он присоединился к финальному ансамблю «Итальянки в Алжире» Россини и выступил в комическом амплуа, зал наконец начал смеяться, и все встало на свои места.

Не вполне в своем амплуа выступила Диляра Идрисова: молодая башкирская певица, уже ставшая востребованной в Европе как певица барокко, тут спела номера не только из Моцарта и Россини, где техники и диапазона оказалось достаточно, но также романтические фрагменты из Гуно и Верди, браться за которые артистке как минимум рано.

Из приглашенной молодежи приятное впечатление произвели колоратурное меццо Анна-Дорис Капителли из Милана и колоратурное сопрано московская стажерка Надежда Мейер, а вот корейский бас-баритон Байонг Мин Гил показал откровенно ученический уровень.

Но если говорить не только о голосах, то единственным добротно исполненным номером гала-концерта осталась открывавшая его увертюра к «Свадьбе Фигаро» Моцарта. Дирижер Клаудио Ванделли выдержал темп, а оркестр «Новая Россия» – стиль. В дальнейшем все пошло наперекосяк, и обиднее всего, что тон задал сам хозяин концерта Абдразаков: арию Лепорелло «со списком» из «Дон Жуана» Моцарта он спел, произвольно меняя темп и доставляя дирижеру немалые проблемы с аккомпанементом. В остальных номерах, когда темп становился чуть побыстрее, ансамбль певцов с оркестром начинал страдать, и винить в этом одного лишь дирижера нельзя – скорее всего, программу никто толком не репетировал.

Успех концерта у слушателей – показатель того, насколько разными могут быть требования публики к качеству музыкального исполнения. Если в консерватории аплодировали Курентзису, чей результат был подготовлен с эталонной тщательностью, в «Зарядье» такие же овации достались концерту, сшитому на живую нитку. Фестиваль Ильдара Абдразакова, похоже, берет не лучший пример с Пасхального фестиваля, количество концертов которого обратно пропорционально количеству репетиций, но который хотя бы изредка разряжается сполохами гениальности Валерия Гергиева. Из Москвы Абдразаков и его партнеры взяли курс в обратном Курентзису направлении – на восток, в Казань. Хочется верить, цель путешествия не в том, чтобы привить российской публике заниженные стандарты музыкального качества.