Снова в фаворе


В 1994-м жюри Конкурса им. Чайковского присудило Лоре Клейкомб второе место, отдав предпочтение Хибле Герзмаве. Тут не должно быть никаких разговоров: с тех пор Хибла выросла в отличную певицу. Но мировая слава досталась все-таки Лоре, и, вернувшись через 12 лет в Москву, она предъявила все козыри, чтобы доказать: не зря московская публика считала ее фавориткой конкурса. Певица привезла разношерстную программу – от бельканто до Бродвея – и почти не покидала подмостков. Для разбавки потребовалось всего два оркестровых номера, что и к лучшему: оркестр “Новая Россия” – не из тех, чьей игрой можно наслаждаться, даже если дирижирует точный и эффектный Теодор Курентзис. Когда два барабана в “Сороке-воровке” Россини симметрично стоят по бокам, но звучат совсем не симметрично, что скажешь о культуре оркестровых групп?

Первое отделение прошло со знаком минус: оркестр испуганно свыкался с незнакомой музыкой, а певица в небольших фрагментах из опер Римского-Корсакова, Равеля и Стравинского смогла показать лишь калейдоскоп разнородных умений. Даже и длиннейший романс Коринны под одинокую арфу из “Путешествия в Реймс” Россини, спетый после антракта, превратился лишь в занудную вахту из колоратур и фиоритур. А вот потом началась опера.

Длинные сцены из “Сомнамбулы” Доницетти и в особенности из “Гамлета” Тома, где Лора Клейкомб разыграла безумие Офелии во всех оттенках, темпах, контрастных характерах, стали настоящими представлениями – все было органично и взаимоувязано: и аккомпанемент Курентзиса, и реплики хора (Камерный хор Бориса Тевлина), и внезапно зазвучавший из-за кулис отдаленный оркестрик с красивой трубой.

Французскую романтическую оперу, в нашем обиходе несправедливо затертую итальянской, Лора Клейкомб чувствует и исполняет особенно тонко и адекватно: не только Тома, но и бисовый Делиб (редко у нас поют Арию с колокольчиками из “Лакме”) прозвучали свободно и изысканно, певица словно купалась в богатстве оттенков и красот. Для итальянского репертуара голос ее не слишком итальянский, но и ария Джильды Caro nome из “Риголетто” Верди сложилась в театральную сцену – благодаря длинному послесловию, в котором из хора раздались голоса подкрадывающихся похитителей. На закуску Клейкомб с чисто американским куражом спела заковыристого “Кандида” Бернстайна, не только колоратурного, но и болтающего, и всхлипывающего – и тут, пожалуй, переиграла всего чуть.

Рыжая и бледнокожая, артистичная и бесстрашная – такова Лора Клейкомб, таков и ее тембр. Подвижность завидная, высокие ноты даются шутя. Но чувствуется и пестрота: лирическую середину поет один голос, крупный и беспородно прямолинейный, колоратурные верха – другой, маленький, в форте сипловатый. Предательская разница преодолевается техникой, уловками, она совсем исчезает в тех вещах, что досконально сделаны и впеты, а не поются по нотам. Знаем многих певиц, у кого в голосе и сметаны, и дороговизны больше. Знаем мало таких, кто выкручивается и побеждает благодаря уму и таланту. Еще меньше тех, у кого кропотливый труд остается в классе, а на сцене царят легкость и задор, шутливо справляющийся с преградами.

Концерт Лоры Клейкомб оказался много содержательнее выступления щебетуньи Суми Йо, открывавшей цикл “Искусство колоратуры”, и, хотя не затмил центрального в цикле выступления Анны Нетребко с Роландо Вильясоном (по совокупности баллов за технику и артистизм), стал победой ума и профессионализма.