Покорение вершины


Москве последнее время везет с современной академической музыкой. Одно открытие следует за другим: фестиваль “Территория” заказал и дал ход новым опусам Александра Щетинского, Сергея Невского и Дмитрия Курляндского, объединив их с французом Жераром Гризе. Мастер старшего поколения Родион Щедрин только что представил свою “Боярыню Морозову”, и эта премьера открыла фестиваль “Московская осень”. Наконец, фестиваль “Пространство Эдисона Денисова” представил целую обойму учеников, последователей и сподвижников покойного лидера; в частности, теперь и у нас прозвучал “Сокровенный человек” упомянутого Дмитрия Курляндского, одержавший еще три года назад громкую победу на конкурсе Gaudeamus в Амстердаме. Но вот в рамках того же денисовского фестиваля прошел симфонический концерт, а в его программе сыграли Synapha? (1969) – 14-минутную композицию Яниса Ксенакиса для рояля и большого оркестра. Эффект был такой, словно посреди приятного пейзажа вдруг выросла гора.

Со сцены Большого зала консерватории прозвучал мощнейший допотопный авангард – причем не какой-нибудь “с человеческим лицом”, а самый настоящий. Янис Ксенакис (1922–2001), в молодости греческий партизан, коммунист, антифашист, а в старости кокетливый французский вельможа, делающий вид, что он все забыл, создал музыкальную вселенную такого масштаба, что человек и человеческое теряются в ней как ничтожно малые величины. В его музыке звучат массы, сталкиваются галактики, крушатся и возводятся миры. Единственное, что стоит вровень с такими силами, – это персональная воля самого композитора, который не созерцает вселенские процессы, а властно ими руководит, не зная авторитетов.

В музыке Ксенакиса есть та степень художественной безусловности, которая заставляет вспоминать искусство древних. А сочетанием гордыни и объективизма, логического расчета и музыкальной интуиции Ксенакис похож разве что на Бетховена. Другого такого композитора в ХХ в. нет. И хотя он давно признан классиком авангарда, в филармонической (не фестивальной) практике его даже в Европе играют по особым случаям. Исполнение его партитур требует огромных затрат репетиционного времени и физического труда. Его музыка слишком подавляет, чтобы слушать ее часто. Его утопия слишком непрактична: например, после исполнения Synapha? требуется 15-минутный перерыв, чтобы вернуть огромный оркестр к нормальной рассадке.

В Москве Ксенакиса изредка играют, но только камерные вещи. Оркестровые же последний раз звучали в 1994 г. в присутствии автора. Это был прорыв. С тех пор прошло 12 лет. Теперь на фестиваль, посвященный памяти Эдисона Денисова (к нему Ксенакис благоволил), был ангажирован Национальный филармонический оркестр России, многие музыканты которого, увидев ноты, отказались принять их за музыку вообще. Однако энтузиазм и мастерство французского дирижера Даниэля Кавки, а также опытного пианиста Михаила Дубова, сыгравшего сольную партию (как ему хватило двух рук?), сломали недоверие оркестрантов. Они совершили подвиг и одолели гору – сыграли Synapha? Ксенакиса на ура, после чего даже изощренная партитура Пьера Булеза Notations показалась вполне съедобной классикой ХХ в.