Критика разума
Но эти места и прежде ощущались отдельными. Ладно, Латвия, Литва, Эстония – они и были нерусскими: язык, облик, манеры. Но тут-то все свои, однако не совсем. Приезжавшие сюда из России обнаруживали следы Европы – в уличной брусчатке, в остатках готики, в том щегольстве, с которым местные называли города прежними немецкими именами.
Сейчас ощущение особости усилилось – и оттого, что и впрямь анклав, и из-за восстановленной кое-где восточнопрусской старины, и от заметного немецкого присутствия: концерты, выставки, благотворительность.
По дороге из аэропорта мелькают названия: Сосновка, Малиновка, Медведевка, Орловка. На фоне нерусского – балтийского, северогерманского – пейзажа набор имен, усугубленный Малиновкой, отдает опереттой. Сельские дороги Восточной Пруссии будто аллеи: тополя, клены, платаны. Рядом с редкими амбарами из валунов с прожилками – дома из серых бетонных блоков.
Серый бетон громоздится в городе, что режет глаз на улицах с сохранившейся брусчаткой. С кёнигсбергских времен – десяток-другой уцелевших особняков с лепниной, черепицей: на улице Комсомольской (Королевы Луизы), в окрестностях улицы Кутузова (район Амалиенау). Уцелело мало: в войну город раскатали до мостовых.
Что пропустили солдаты, довершили переселенцы – отправленные сюда взамен изгнанных немцев российские и белорусские колхозники, их дети и внуки.
В области есть городишко, который назывался Гердауэн. Сейчас Железнодорожный. И река переименована(!) – тоже Железнодорожная. Никак поэт называл. По Гердауэну бродишь, оторопев. Город в войну не бомбили совсем, но он в полной разрухе, до которой его довели те, кто здесь жил и живет сейчас. Прежнее обаяние островерхих домов и складов в излучине ж/д реки на девять десятых дописываешь воображением. В Калининграде в 67-м взорвали Королевский замок и поставили бетонный параллелепипед Дома советов, в котором никто никогда не дал и не выслушал ни одного совета. Напротив – восстановленный собор, у стены которого похоронен самый знаменитый местный житель Иммануил Кант. В соборе – Музей Канта с книгой отзывов («Приехали из Удмуртии. Купались, загорали, сегодня знакомимся с Кантом. А сколько еще впереди!»)
Много ли найдется от Калининграда до Владивостока тех, кто прочел «Критику чистого разума»? А в начале 90-х обсуждали переименование города в Кантоград. Почему-то Кант в роли гения места Кёнигсберга, ставшего Калининградом, усиливает не исчезнувшее за десятилетия ощущение военной трагедии, чувство послевоенной драмы.
Что-то делается. Приобрел курортный вид Светлогорск (Раушен). Пристойный облик придается центру Черняховска (Инстербург). В Правдинске (Фридланд) открыта красивая краснокирпичная церковь. В Морском (Пилькоппен) на Куршской косе – коттеджи с каминами и глинтвейном. Потомки русско-белорусских переселенцев по всей области собирают восточнопрусскую старину. В местах с руинами тевтонских замков – общества с древними гербами и турнирами в доспехах.
Поиски корней идут – но чьих? На земле, по карте которой словно прошлись ластиком, а по стертому написали заново: Зеленоградск, Светлогорск, Озерск, Славск, Правдинск. Страна Незнайки.
Мало в России мест столь примечательных и столь поучительных.