Душка бес


Полтора года назад Владимир Мирзоев поставил на сцене Театра им. Вахтангова мольеровского “Дон Жуана”. В спектакле, как и всегда у этого режиссера, весьма вольно обращающегося с классикой, было много экстравагантного – в частности, вместо замогильного Командора за душой Дон Жуана приходила компания соблазненных им женщин, вполне живых дамочек. Наказание, говорил Мирзоев, теперь не во власти высших сил, это дело земного суда, потому что суд небесный для нас не существует. В новом спектакле, опять по пьесе Мольера, Мирзоев продолжает ту же тему – но идет дальше и высказывается определеннее. Его “Тартюф” – снова история о людях, в жизни которых нет и не может быть никакого религиозного чувства. Теперь он показывает, куда это может привести.

В этом чувстве просто нет потребности. О нем даже почти не осталось представлений. Единственный отзвук этого чувства, еще хоть как-то витающий в мире, находит отражение исключительно в модном антураже – при этом, естественно, атрибуты разных религий путаются, так что святоша Тартюф в исполнении Максима Суханова хоть и апеллирует в своих монологах к христианскому Богу, больше походит на буддийского монаха. Этому Тартюфу нет нужды пускаться в благочестивые речи, чтобы кого-то пленить (отчасти потому и мольеровские монологи бездумно журчат мимо сознания): ни влюбленный в него Оргон, ни домочадцы Оргона и не ждут слов благочестия, так что можно не придуриваться. Зато у них есть потребность в грубой силе. Об этом тоскуют все: и Оргон (тонкий артист Александр Сирин играет человека, смертельно боящегося жизни и мечтающего припасть к надежному плечу), и жена Оргона Эльмира (Анна Большова). Тартюф готовно эту силу демонстрирует – каким неотразимо-брутальным, иронически-сексапильным может быть на сцене Максим Суханов, отлично известно и по другим спектаклям Мирзоева.

В этом-то вся и суть: изгнав из жизни всякое представление о высших силах, мы вовсе не остаемся в мире скучной прозы, а все равно открываем двери запредельному – только злу. Максим Суханов изображает настоящего беса – умного, расчетливого и властного. С вдохновением подлинного художника играющего с другими персонажами в кошки-мышки. Быстро просекающего их очарованность злом и купающегося в этом с наслаждением: то в роскошной до пят шубе выйдет на сцену, то в микрофон споет бархатным голосом, чтобы во всей красе рассмотрели, чтобы оценили по достоинству. Суханов пользуется практически тем же внешним рисунком, что и обычно в спектаклях Мирзоева (рисунком, который, откровенно говоря, уже порядком поднадоел) – однако здесь это выглядит и цельно, и, как правило, по существу.

Интересно, что при этой невеселой подоплеке премьера “Ленкома” лишена морализаторства. Как всегда у Мирзоева, постановка полна гэгов – местами лишних, иногда забавных. В ней хватает пустой беготни, а артисты слишком уж часто отступают от авторского текста, произнося реплики “от себя”. “Ленком” не был бы “Ленкомом” без злободневных шуточек: когда в финале, разоблачая Тартюфа, судебный пристав возносит хвалу королю, “оплоту свободы и правопорядка, недругу экстремизма”, в зале смеются. Но это как раз хорошо. Спектаклю, который заканчивается хороводом героев вокруг Тартюфа, все-таки удается найти баланс между зрелищностью и смыслом, серьезностью и “правильной” простотой.