Широта, долгота, крепость
Зря, что ли, географические координаты и алкоголь измеряются в одинаковых единицах? Дегустация – такая же благородная и плодотворная цель путешествий, как морской загар или музейные редкости.
В стране пребывания нужно, просто-таки необходимо пить местные напитки. Не только потому, что там они лучше – а они на своей родине точно лучше, чем на любой чужбине. Дело обстоит шире и глубже: случайностей в естественном отборе не бывает – алкоголь столь же органичная часть народной культуры, как песня. Хочешь понять страну и народ – пей то, что пьют они. Потом, может, и запоешь.
Закон незыблемый.
Как ни соблазняй диковинными именами вроде «Великопоповицкий козел», пиво из бутылки или банки, да еще увезенное в дальние края, никогда не сравнится с налитым в Чехии из бочки, желательно поблизости от пивоварни. Эти экспортеры еще ответят за козла.
Что до ирландского черного пива (стаута) «Гиннесс», то здесь случай совсем особый: кто не пил его в дублинском пабе, может исключить название из своего послужного списка. Хрупкая структура «Гиннесса» не переносит перевозки, и даже в соседнем Лондоне этот напиток другой.
Текилу я, как все иностранцы, пил, смачивая тыльную сторону ладони лаймом, посыпая мелкой солью и облизывая, пока меня не научили в Гуэрнаваке запивать эту водку из агавы смесью апельсинового и томатного сока, один к одному. Сочетание во всех странах и обстоятельствах странноватое, однако в Мексике после текилы –
гармоничное.
Кайпиринья (смесь кашасы – водки из сахарного тростника – с соком лайма и сахаром) нигде не имеет смысла, кроме экваториальных мест вроде жарко-влажной Бразилии.
Саке идет отлично именно под японскую сырую (суши–сашими), но не под соленую или копченую рыбу.
Прекрасное немейское вино мне попадалось только в Греции – точно такое же по этикетке было несравненно хуже в других странах.
Лучший джин на свете – в Голландии: их «джиневер» тоньше английского и идеален под местную нежнейшую селедку и мелкого угря.
Даже если не любишь сладкие вина (а я не люблю), в Сицилии нельзя не восхититься рюмкой марсалы под лучшие в Италии (а значит, и в мире?) десерты вроде кассаты или канолли.
Грузинские вина, особенно полусухие вроде киндзмараули, хванчкары, тетры, приемлемы лишь в Грузии, да и отличная сухая и терпкая Самеба почему-то нигде больше не попадается такого качества. Речь не о подделках, о них пусть волнуется санитарный врач, речь об ансамбле напитка с окружающей средой, с тем, что именуется национальным характером.
А та же водка? Сколько я знаю давно живущих в иных странах русских людей, привыкших кто к виски, кто к коньяку либо не признающих ничего, кроме вина, – и как же радостно, попав в Россию зимой, они наливают из правильно запотевшей в правильно пятидесятиграммовую ту вроде бы забытую, но единственно возможную. А как иначе: неужели мартель под сало или бордо под селедку – позора не расхлебать до конца жизни. Да не в сале и морозе дело, а в том, что случайное бывает только в привнесенных радостях, а в исконных – никогда.
Трудно спорить с тем, что объективно скандинавские водки превосходят русские: по самой своей идее водка тем выше классом, чем более она никакая – по цвету, запаху, вкусу. В русской же, самой лучшей, – непременно легкий сивушный оттенок: намек на мучения, немедленные или наутро. Мазохизм в таком питье заложен, страдание желанно, и Достоевскому ни за что бы не понравился «Абсолют».