Неювелирная работа


Огромное полотно великого французского романтика уже давали в концертном исполнении, которое, в общем, объяснило, почему на премьере в 1838 г. в Париже опера провалилась. Берлиоз написал пропасть красивейшей, пышной, цветистой музыки, но в драматургически стройное произведение она не сложилась. Слушать куски, особенно когда Валерий Гергиев и оркестр работают с воодушевлением, весьма приятно, смотреть подряд три акта, местами изрядно утомительные, нелегко.

Перед молодым режиссером Василием Бархатовым стояли сразу две трудные задачи: придать этой махине динамику и приспособить запутанную историю с множеством персонажей к залу, где нет традиционной сценической коробки с кулисами, а есть пол, оркестр в яме и зрители со всех сторон.

В организации пространства постановщику изрядно помог опытный сценограф Зиновий Марголин. Программка простодушно врет, что “действие происходит в Риме в 1530 году”. Ничего подобного, происходит оно в современном ювелирном бутике: ковер, ряды витринных шкафов с подсветкой, длинные застекленные прилавки, огромный квазиантикварный диван, столик, гламурные журнальчики, каталоги, все такое. Папский казначей Бальдуччи здесь хозяин этой фирмы, дочка его Тереза – продавщица: знай брызжет чистящим спреем на шкафы и натирает их тряпкой. Знаменитый флорентийский скульптор и ювелир Челлини остался ювелиром – его фамилия красуется на витринах, на других – торговые марки Balducci & Co и Ferramosca, это фамилия коллеги и соперника Челлини в претензиях на руку Терезы.

Сочинив такие предлагаемые обстоятельства – мафиозную корпорацию по торговле паленой ювелиркой – буйная режиссерская фантазия развернула в них превеселый сумасшедший дом. Согласно сюжету требуется бросить Феррамоску в фонтан – а тут ему по гангстерскому обычаю заливают ноги в тазике цементом. Трактирщик, которому задолжал беспутный гуляка Челлини, превратился в разносчика китайского фастфуда в пластиковых контейнерах. Римский карнавал – в презентацию коллекции прямо в бутике: ловко придумано – иначе как, не меняя декораций, устроить карнавал? Еще ловчее избавились от хора: хористов сослали в яму, и когда, к примеру, приходит пора грянуть гимну, которым чеканщики славят свое ремесло, – Челлини ставит любимую пластинку. Предусмотренное либретто карнавальное представление обернулось гастролью фокусника со всякими пестрыми платками и живыми кроликами – одно из лучших мест спектакля: оказывается, глядеть фокусы под Берлиоза необычайно увлекательно.

Современники не простили композитору жанровую гибридность: он скрестил комическую и героико-романтическую оперы. Бархатову смешное удалось весьма, но вся романтика, из которой состоит третий акт (Челлини должен по велению римского папы отлить статую Персея и получить в награду Терезу и прощение грешков, либо его казнят), решительно не получилась. Наверчена куча многозначительных псевдосимволических мизансцен, намекающих на драму художника, застрявшего между искусством и властью. Продраться сквозь них даже пытливому зрителю не под силу. Спектакль на глазах разваливается.

Остается слушать. Среди певцов лидировала Анастасия Калагина, обладательница обаятельного чистого сопрано и, что не менее важно, музыкантского ума и вкуса, к тому же умелая актриса. Сергей Семишкур, несмотря на нездоровье, взял-таки неподъемный вес заглавной теноровой партии. Николай Гассиев, лучший мариинский комический тенор, снова явил свое уверенное мастерство. Наконец, великолепный Геннадий Беззубенков в роли римского папы обеспечил ансамблю голосов надежное основание своего бархатного баса.

В целом новый мариинский “Бенвенуто Челлини” заставляет вспомнить, как Шанель придумала надевать одновременно настоящие драгоценности и бижутерию. Но что, возможно, недурно смотрится на моднице, вряд ли приемлемо для спектакля. Все-таки театральное изделие должно быть единым гарнитуром.