Письма в редакцию

Мы стремимся объяснить события

На статью «От «матрицы» до «крыши», 27.03.2009, № 54

В статье «От «матрицы» до «крыши», опубликованной 27 марта 2009 г., авторам учебно-методического комплекта (УМК) по истории России 1900–2008 гг. для 11-го класса приписываются слова, формирующие положительное отношение к сталинским репрессиям. Этих слов нет ни в одном из подготовленных авторским коллективом учебных пособий.

В текстах УМК нигде нет и никак не может быть положительного отношения к уничтожению людей, лишению свободы, ссылкам, высылкам, насильственному разорению и иным формам массовых репрессий и произволу в любой его форме.

Применение насилия было составной частью стратегии ускоренной модернизации СССР, которую проводило большевистское руководство. Форсированные темпы диктовались внешними и внутренними условиями. СССР не имел возможности использования в целях индустриализации всех выгод, вытекающих из международного разделения труда. Среди внутренних обстоятельств на первом плане была неудача нэпа. Задача ускоренной модернизации предопределила особый, мобилизационный тип развития советского общества в конце 1920-х – 1930-е гг. Он предполагает формирование особой мобилизационной политической системы, которая обеспечивает экономический рывок в исторически сжатые сроки.

Сплошная коллективизация была альтернативным нэпу способом решения задачи получения средств для индустриализации. Она была ломкой всей сельской жизни и могла быть проведена в жизнь только насильственно. Но и собственно задачи индустриализации решались с помощью насилия. При отсутствии существенных экономических стимулов ставка делалась на энтузиазм. Однако ясно, что одного энтузиазма недостаточно. Административный нажим, репрессии или угрозы их применения были составной частью индустриального строительства.

Таким образом, насилие, репрессии были составной частью, атрибутом курса на форсированную модернизацию. Нельзя, как пыталась советская историография, отделить индустриализацию от массового насилия, якобы являвшегося лишь «перегибами» или «проявлениями культа личности». Репрессии были инструментом индустриализации.

Таков в самом сжатом очерке подход авторов УМК к острой и болезненной теме. Что в нем может быть принято за оправдание репрессий? Что задевает чувства многих наших оппонентов? Как ни странно, сам рационализм подхода к анализу событий сталинской эпохи. Мы стремимся объяснить эти события – включая и репрессии. Но наше стремление объяснить наши оппоненты трактуют не иначе как желание оправдать. Наши оппоненты упорно ставят знак равенства между рациональным объяснением и моральным оправданием тех или иных действий. Такой взгляд был понятен и объясним для российских гегельянцев 30-х гг. ХIХ столетия. Но для людей, живущих в ХХI в., он как минимум странен и нелеп.

Александр Данилов, доктор исторических наук

Проще сказать

На статью «Не берет рубли», № 97 от 29.05.2009, стр. А3

Кудрин в своем заявлении вполне прозрачно указал: Белоруссия поддерживает курс своей валюты за счет своих ЗВР и если так и будет его держать, то ЗВР у нее в конце года кончатся. И уже потом сказал: мы ей предлагаем кредит в 500 млн баксов дать рублями, потому что у них большой товарооборот с нами, а они отказываются.

То есть он совершенно ясно указал: Белоруссия хочет взять деньги ради дальнейшего искусственного поддержания своей валюты. А мы хотим дать кредит, чтобы деньги тратились на российские товары.

Владимир Пономарев

Ничего страшного

На статью «На мертвого заемщика», № 96 от 28.05.2009, стр. А1

Прежде чем кричать о «плохих долгах», неплохо бы уточнить, что представляет собой этот термин. Плохие долги стран ЮВА в 1998 г. – это 15-летние кредиты, вложенные в реальные проекты, которые просто-напросто не окупились. Плохие долги России в 2008 г. – это обычные короткие долги, которые брались, поскольку никто не давал длинных денег.

Давайте уж говорить корректно: это не кризис плохих долгов. Это кризис нерефинансирования долгов. И ничего плохого в том, чтобы выдать заемщику новый годовой кредит взамен старого годового кредита, потраченного на инвестпроект с окупаемостью пять лет, я не вижу.

Понятно, что нежелательно финансировать длинные проекты короткими деньгами – но мы-то живем в реальной жизни, а не в идеальной! Что делать, если длинных денег не было?

Александр Рыбин, Москва