Я перешагнул границы

В 1991 г. Рене Якобс возглавил оперную программу, а шесть лет спустя – весь фестиваль. Он дирижировал премьерами более двадцати постановок, а участниками фестиваля были все звезды аутентизма – от Николауса Арнонкура и Жорди Саваля до Джона Элиота Гардинера и Алена Кертиса.

– За долгие годы руководства инсбрукским фестивалем изменилось ли ваше понимание старинной музыки?

– В Инсбруке я начал выступать еще как певец, в 1976 г. Пел в опере Антонио Чести Orontea в концертном исполнении, затем тогдашний руководитель фестиваля Отто Ульф предложил сделать ее сценическую версию. Дирижирование – совершенно другой процесс, он позволяет увидеть многое из того, что недоступно певцу, занятому исключительно своей партией. Когда я начал заниматься дирижированием, все меньше времени, к сожалению, стало оставаться на пение. Мне теперь постоянно его очень не хватает. Что же до понимания музыки – конечно, оно изменилось. Сам термин «старинная музыка» кажется неполным. Раньше такой музыкой называли то, что никто, кроме специалистов по историческим инструментам, не играл и что никого, кроме тех же специалистов, не интересовало. Но к сегодняшнему дню два поколения музыкантов, занимавшихся аутентичным исполнением, проделали огромный объем работы. Сейчас для меня не существует старинной музыки. Что это такое? Даже Стравинский – уже старая музыка, ведь он же умер?! Еще очень развилось понимание барочной музыки как музыки в высшей степени риторической, существующей как диалог певца с залом. Это риторическое начало стало возвращаться в музыку XIX в. с ее склонностью к живописности, описаниям и достигло своего расцвета в симфонической музыке. Но главное – я перешагнул границы барокко, вышел за его пределы, много занимался Моцартом...

– Отличается ли публика на фестивале в Инсбруке от слушателей других фестивалей? Или везде все примерно одинаково?

– Есть два типа слушателей. Одни – кого можно назвать страстными поклонниками, фанатиками. И в этом году, когда сошлись две памятные даты, у Генделя и у Гайдна, многим из них не очень понравилось, что фестиваль сделал выбор в пользу Гайдна, поставив два его больших произведения (оперы «Необитаемый остров» и «Рыцарь Орландо»). А есть те, кто просто любит музыку.

– Вы за универсализм или за специализацию?

– Появились оркестры, специализирующиеся на аутентичном исполнении Вагнера. Но если мы говорим об универсальных оркестрах, то посмотрите, какие бывают прекрасные и неожиданные результаты. Есть универсальные коллективы – например, тирольский moderntimes_1800 (с ним Якобс исполнил в Инсбруке «Магнификат» Баха. – «Ведомости»), играющий и современную музыку, и авторов далекого прошлого.

– Вы выпустили более 250 дисков. Сейчас много говорят о кризисе звукозаписывающей индустрии, причем не только в классической музыке. Опасаетесь ли вы за будущее знаменитых лейблов?

– Здесь я пессимист. Но мне повезло: я успел много поработать с Harmonia mundi. Надеюсь, она выживет в этих условиях. Мне не нравится вот что. Молодые певцы, записав диск с ариями Вивальди или Генделя, потом пару лет вынуждены колесить по миру с гастролями, во время которых поют только эти арии. Что это дает им как исполнителям? Ничего! Это совсем не то же самое, что петь всю роль целиком. И еще: уходит традиция записывать оперу в студии. Сейчас все спектакли, как правило, пишут живьем, а затем, если вдруг все складывается, выпускают их в продажу. Я же стремлюсь все писать в студии. Это совершенно другие возможности работать со звуком – сцена не давит, как при записи вживую, можно делать утонченные, рафинированные вещи. Инсценировка здесь не борется с музыкой.

– Связаны ли ваши ближайшие планы с Россией? Знаете ли вы что-нибудь о традиции аутентичного исполнения там?

– Практически ничего. Я никогда не был в России. Хотел бы съездить в Москву и Петербург – для начала хотя бы как турист. Пару раз ко мне обращались с предложениями устроить гастроли, но дальше переговоров дело не продвинулось.

– Теперь, когда у вас стало больше времени, все возможно?

– Возможно многое.