А.Артамонов: "У нас инвестор не будет иметь никаких рогаток"

Калужская область моложе многих граждан России: Калужская губерния была упразднена в 1929 г. (ее земли вошли в состав Московской и Западной областей), Калужская область была образована 5 июля 1944 г. Индустриализация почти не затронула регион, строительство промышленных предприятий развернулось лишь после Великой Отечественной войны. В 1954 г. дала ток первая в мире атомная электростанция – Обнинская. А после первых полетов в космос Калуга – место жительства Константина Циолковского – была провозглашена колыбелью космонавтики. Но с распадом СССР Калужская область, казалось, превратилась в один из бесперспективных регионов Центральной России – ни тебе запасов нефти, ни богатых черноземных земель...

– На новых предприятиях в нашем автокластере сокращений нет – идет даже прием на работу. Конечно, реализация планов на этих предприятиях происходит со сдвигом в год-полтора. Но они будут выполняться в полном объеме. Volkswagen (VW) развивается, 20 октября должны открыть полный цикл производства, в I квартале следующего года численность работающих вырастет до 3000 человек. PSA Peugeot Citroen строится, Volvo производство грузовиков не остановил, Mitsubishi свои планы не меняет.

Когда мы ездили по всему миру, увидели, например, китайскую провинцию Гуанчжоу – рай для любого инвестора. Они пошли по пути создания технопарков. Мы решили попробовать себя в этом деле. В Обнинске взяли 60 га прямо рядом с городом, где в свое время намечалось строительство промышленной зоны, и решили туда подвести все инженерные сети и выставить на торги. Туда пришли к нам самые разные компании. Сербская Hemopharm, которая построила там суперсовременное фармацевтическое производство. Kraftway – единственный на сегодня сборщик компьютеров в России. «Хоум кредит энд финанс банк» создал там процессинговый центр, где больше 1000 человек работают. Наша компания «Вентал» создала там завод по производству строительных металлических конструкций (через несколько месяцев после открытия его купила финская компания Ruukki). Плюс несколько отечественных предприятий, которые вышли из малого бизнеса и реализуют там проекты в области высоких технологий. Мы подумали: ого, сразу 14 резидентов! А почему бы дальше не пойти по этому пути? Создали индустриальные парки «Ворсино», «Грабцево», «Калуга-Юг», «Детчино», «Росва». В «Ворсино» сегодня НЛМК строит электрометаллургический завод. В «Грабцево» помимо завода VW рядом такую же площадку мы приготовили для производителей автокомпонентов.

Но даже из безвыходных ситуаций всегда есть выход. Губернатор Калужской области Анатолий Артамонов решил превратить регион в промышленный анклав в центре страны, сыграв на близости к главному рынку сбыта – Москве и наличии дешевой рабочей силы. Дело оставалось за малым: убедить иностранных инвесторов в том, что для них в области не будет никаких бюрократических препон и они смогут спокойно заниматься своим делом. «Любой инвестор, с которым мы подписали соглашение, тут же получает номер моего [мобильного] телефона», – рассказывает Артамонов. Перечисляя «своих» инвесторов, губернатор не пользуется бумажкой – он не просто их помнит, но и в курсе их бизнеса даже на глобальном уровне. Наличие новых предприятий и новых рабочих мест помогло области значительно сгладить последствия экономического кризиса.

– Почувствовали ли вы кризис?

– Если кто-то из губернаторов скажет вам, что кризис никак не повлиял на его область, то это будет по меньшей мере легкомысленное заявление. Отрицательные его последствия нельзя не ощутить. Очень жаль, что урезаются программы с федеральным и областным софинансированием – такие, например, как дорожное строительство, газификация села, расселение из аварийного жилья. Но многие предприятия кризис заставил задуматься над инновациями и сокращением издержек. Это чревато безработицей, но данная проблема у нас менее остра, чем в ряде регионов. Все предшествующие кризису годы мы усиленно занимались привлечением инвестиций и открытием новых предприятий. Нам то и дело говорили: «Зачем вы это делаете? У вас не хватит рабочей силы». Мы создавали рабочие места впрок, и это нас теперь выручает. Между нами есть договоренность в своем обиходе слово «кризис» не употреблять, а говорить об «изменившихся условиях ведения хозяйственной деятельности».

– Каких отраслей в большей степени это коснулось?

– В первую очередь машиностроения, причем того, которое завязано на государство, – это самая проблемная часть нашей экономики. Например, у нас есть четыре крупных предприятия, производящих локомотивы, вагоны, машины для строительства железных дорог и их обслуживания. Они играли важную роль в экономике области. Мы 14 раз проводили международные выставки путевой техники, радовались успехам этих предприятий: они давали каждый год по 20–40% роста. С конца прошлого года железная дорога резко сбросила объем заказов, по некоторым видам продукции заказы упали до нуля. Это больно отозвалось на 9500 работниках.

– Были сокращения?

– Я не скажу, что [президент РЖД Владимир] Якунин не прислушивается к нашим просьбам – не допустить распада трудовых коллективов. Владимир Иванович, конечно, нас понимает, но говорит, что везде так же сложно. Пока улучшения ждать не приходится, предприятия сохраняют костяк коллективов, занимают работой лучших специалистов, но и без увольнений не обходится.

Вторая группа предприятий, где есть проблемы, – это предприятия оборонного комплекса. На тех из них, где производится техника и вооружения на экспорт, все нормально. Там объем заказов даже увеличивается. Все наоборот с заказами для нашей армии. Я недавно встречался с [министром обороны Анатолием] Сердюковым. С его точкой зрения можно согласиться: на протяжении последних лет производилась техника, которая по качеству, по тактико-техническим данным не соответствует современным задачам вооруженных сил. Продолжать выпускать такую технику было бы абсурдно. Как и ненужные запчасти. Сердюков рассказывал: «Приезжаю на склад, а там шесть вагонов стоят с автомобильными рулями. Вот ты можешь представить, чтобы столько рулей у кого-то вышло из строя?» Глупостей на предприятиях оборонки, конечно, делать не надо. Но, с нашей точки зрения (мы проводили в Калуге совещание с участием одного из замминистра обороны), заводы ВПК у нас могут производить очень многое из того, что крайне востребовано в вооруженных силах страны. Тем не менее заказы на военную технику для нужд Российской армии сокращаются в нашей области. Это для нас, конечно, большая беда.

– Сколько у вас на оборонку работает?

– В общем и целом у нас на предприятиях ВПК занято около 20 000 человек.

– И на них тоже идут сокращения?

– Небольшие. Где только можно, мы переходим на производство гражданской продукции. Сокращения там идут в основном за счет пенсионеров. Но мы можем ожидать обострения ситуации на оборонных предприятиях. Новости с них каждый день приходят все хуже и хуже.

– Область как-то финансирует программы по снятию напряженности на рынке труда?

– Через общественные работы прежде всего. С начала года на общественные работы направлено около 27 000 человек.

– А почему вам это удается, а в других регионах – в Самарской области, например – на общественные работы не удается привлечь почти никого, хотя деньги на это выделяются?

– Лимит на общественные работы мы подняли с 12 000 до 30 000 человек, они очень популярны. Все дело в подходах: например, мы главам администраций муниципалитетов даем тротуарную плитку только под общественные работы: берешь людей на эти работы – вот тебе плитка, пусть ее укладывают. И у глав появился интерес к этому.

– Сколько люди получают?

– Когда безработный становится на учет в центре занятости, он может рассчитывать на максимальное пособие в 4900 руб. и плюс зарплату на общественных работах. В целом выходит около 9000 руб. Неплохо, особенно в сельских районах. Да и в Калуге очень много людей заняты на общественных работах на самих предприятиях. Законом это не запрещается.

Еще мы создали учебные центры для того, чтобы подготовить людей для работы в автомобильной промышленности, причем реальной, не бутафорской.

– А в автопроме сокращения идут?

Такая же ситуация и в других отраслях нашей «новой экономики». Samsung вторую очередь производства недавно запустил. И дальше у него намерения очень хорошие, но тоже жалуется на падение спроса. Nestle – там все нормально, даже нет падения спроса. У нас несколько затормозилась реализация проекта с компанией John Deere. В докризисный период почему они не начинали строить? Не было определенности. У них почему-то была информация, что правительство планирует обнулить импортные пошлины на сельхозтехнику. Как, кстати говоря, хотели сделать и с грузовиками. Если бы это сделали, то наш завод Volvo был бы не нужен, потому что выгоднее привозить уже готовую продукцию. Точно такая же ситуация была и у John Deere, они постоянно были в подвешенном состоянии. И когда были приняты конкретные решения, тогда они поняли, что им нужно срочно организовывать здесь сборочное производство. Строить им уже было некогда, нужно было срочно на готовых площадях что-то разместить. Они подобрали в Домодедовском районе необходимый объем площадей, временно разворачивают там производство, надеясь, что политика наша экономическая и таможенная будет стабильной. Они ни в коем случае не отказываются от планов строительства завода в нашей области, попросили нас с пониманием отнестись к этой ситуации, и мы их понимаем. Завод будет большой, в его первую очередь предполагается вложить $80 млн, затем инвестиции существенно увеличатся.

Сейчас несколько компаний у нас налаживают производство сельхозмашин. Есть ряд новых предприятий в строительной индустрии, в фармацевтике. Мы стараемся экономику нашу диверсифицировать, ни в коем случае не хотим ее ориентировать только на автомобилестроение. И в докризисный период, когда кто-то говорил нам, что Калуга превращается в русский Детройт, я всегда отвечал: «Калуга никогда не будет Детройтом, она останется Калугой. Она с ее природой и историей будет райским местом для туристов». А современную промышленность мы развиваем – чтобы жить в городе и области было комфортно.

– Как чувствует себя калужский рынок недвижимости?

– Цены упали совсем немного, но остановился спрос. Сегодня рынок держится в основном за счет бюджетных заказов – для военных и т. д. А сделок на рынке пока мало. То ли мы обнадежили покупателей и они ждут падения цен и тогда бросятся покупать, то ли действительно ипотека сдулась, а ведь через нее много жилья покупали. Нас это очень сильно расстраивает. Многие строительные организации, что называется, перебиваются с хлеба на воду, лишь бы коллективы не распустить.

– Но таких проблем, как в Москве, у вас нет?

– У нас и монстров таких, как в Москве, не было. Тем не менее одна строительная компания, «Монолит», находится в очень сложном положении – квартиры не продаются по тем ценам, которые бы они хотели, а кредиты нужно возвращать. Мы разбираемся в этой ситуации, помогаем им.

– Вам нужно снижать цены на землю для застройщиков.

– Для строительства нового района Калуги, Правгорода, мы готовы отдать землю – при одном условии: если компания, которая строит свой квартал, построит там и детский сад, и школу. Прибыли нам никакой не надо. А в других местах – там, где не требуется создания какой-то социальной инфраструктуры, скажем при переводе земель сельхозназначения, – строителям земля достается практически бесплатно.

Сейчас упал спрос и на земельные участки, хотя до кризиса он был ажиотажный. Когда мы объявили конкурс на застройку правого берега Калуги, к нам не только российские строительные компании пришли. Мы к границе участка, который расторговывали, подвели все инженерные сети и коммуникации – только рубильник включить. Это же нормально: строителю не надо бегать и согласовывать. У нас и ПИК покупала участки, и «СУ-155», и корейская компания Shengeng Construction – самая крупная в Южной Корее, но сейчас она, похоже, в состоянии банкротства [см. врез]. Президент компании прислал нам письмо с просьбой года на два оставить за ним участок, чтобы потом вернуться, но пока не знаю, что будет.

Вся проблема в том, что рынок остановился и его нужно каким-то образом расшевелить. [Премьер-министр РФ] Владимир Владимирович [Путин] сказал, что надо это делать, и это меня обрадовало: нужно найти средства, не очень большие, на субсидирование процентной ставки по кредитам.

– Как по автомобилям?

– Нет, совсем не как по автомобилям. Вот у нас есть так называемые очередники. Люди, которые живут в коммуналках и общежитиях, нередко со взрослыми детьми и даже внуками. Для них ставку по ипотечным кредитам надо снизить до минимума, оставить 1–2%, остальное пусть государство обеспечивает. Но это не прямое государственное финансирование жилья. Чтобы не было коррупции, не нужно доверять выдачу этих субсидий только чиновникам, нужно привлекать и представителей общественных структур, ветеранов или профсоюзов, кого угодно. Пусть прокуратура проверяет, чтобы в эти списки попадали только те, кому это положено по закону.

Мне говорят: смотри, как поднимутся цены, – мы ведь подогреем спрос. Ничего подобного: жилье, кредитные ставки по которому будут субсидироваться, запретить продавать по цене выше назначенной. И таким образом, наоборот, монопольное влияние на рынке появится в сторону понижения. Вот сейчас [президент России Дмитрий] Медведев сказал, что жилье для военных нужно покупать не дороже чем по 30 000 руб. за квадратный метр. И я поехал в Министерство регионального развития РФ и сказал: понизьте нам стоимость квадратного метра, сделайте 30 000 руб. (на III квартал 2009 г. установленная Минрегионом для Калужской области максимальная цена, по которой государство выкупает у застройщиков жилье для социальных нужд, составляла 41 950 руб. – «Ведомости»). Нам на IV квартал так и сделали. Зачем? Потому что строители пришли ко мне и сказали: «Анатолий Дмитриевич, если этого не сделать, к нам вообще никто не придет и ничего покупать не будет. Так давайте мы лучше метр по 30 000 руб. продавать будем, чем квартиры будут пустовать».

Я являюсь членом рабочей группы [министра регионального развития РФ Виктора] Басаргина по реализации национального проекта по доступному жилью. На последнем нашем заседании, когда принималась программа жилищного строительства, я говорил, что в том виде, в каком она была предложена, ее нельзя принимать, потому что она на четыре региона всего рассчитана – Дальний Восток, Сибирь, Калининградскую область и Чечню. Но у нас же страна состоит не из четырех регионов.

– Вы предлагаете субсидирование ипотечных кредитов только для очередников или для всех?

– Только для остро нуждающихся. У государства сейчас не хватит средств для того, чтобы профинансировать всех. Но если найти 50 млрд руб. – в масштабах государства это небольшие деньги, – через эту мультипликацию можно было бы жилищный рынок всколыхнуть.

– Есть ли понимание у рабочей группы, может ли быть реализована такая идея?

– Понимание есть. Я думаю, что, судя по высказыванию премьера, именно с реализации этой самой идеи можно какие-то перемены в ближайшее время ожидать. Это было бы очень здорово.

– Вы были двигателем привлечения инвестиций в регион. В нынешней экономической ситуации вам приходится уделять больше внимания этому или вы сосредоточились на расшивании текущих проблем?

– У меня помощники подрастают, становятся более опытными. Конкретной работой с инвесторами занимается мой заместитель Максим Акимов, до недавнего времени он был мэром Калуги, а до этого – министром экономического развития. Конечно, и я постоянно руку держу на пульсе. И министерство экономического развития нормально работает, и представительство в Москве – там есть отдел предварительного согласования. Туда приходят инвесторы, которые хотят у нас работать, получают информацию, и их везут сюда смотреть площадки.

Не отменена у нас процедура публичного согласования инвестиционных проектов, когда мы приглашаем все службы, которые будут впоследствии согласовывать строительство. Они задают вопросы, получают ответы, расписываются на проекте – и на этом мучения инвесторов практически заканчиваются.

Я не сторонник вмешательства власти в экономику, но порой по просьбе самих руководителей или собственников предприятий приходится в ручном режиме какие-то проблемы разруливать. Мой поход к Сердюкову и был связан с тем, чтобы помочь конкретному заводу. Нередко приходится разбираться в балансах предприятий. Сегодня на них висит много лишней неиспользуемой собственности, непрофильных активов, которые мы предлагаем предприятиям продать. Даже соглашаемся их купить, чтобы облегчить участь обремененных долгами собственников. Есть в области совет по промышленной политике, который у нас существует уже 10 лет, мы выносим туда конкретные вопросы и смотрим, как можно их решить. На последнем совете рассматривали вопрос технического перевооружения ряда предприятий: где и чем мы можем помочь. Потому что, если технически не перевооружаться, в кризисных условиях эти предприятия будут неконкурентными. У нас есть группа предприятий, которые давно работают как поставщики для «АвтоВАЗа», для ГАЗа, – «Автоэлектроника», «Автэл» и другие, но они пока не стали поставщиками ни для VW, ни для Peugeot Citroen, ни для Ford. Почему? Необходимо обеспечить качество.

– А почему PSA Peugeot Citroen не стал уменьшать заявленные мощности своего завода? Вы с ними специально работали?

– Я встречался с новым президентом и другими руководителями компании. Они рассматривают сегодня три рынка – в Китае, Индии и России – как рынки, которые неизбежно будут расти. У нас очень много старых автомобилей, и люди их неизбежно будут менять. И они продолжают строить, чтобы быть готовыми к тому времени, когда на рынке будет всплеск. Им земля у нас отведена с тем расчетом, чтобы свободная площадь была такой же, как уже застроенная. Проекты PSA Peugeot Citroen и Mitsubishi рассчитаны в перспективе на 300 000 автомобилей в год. Первая очередь здания завода PSA уже построена, таможенный пост завершен, дорога сделана, ведется строительство внутренней железнодорожной ветки. В конце октября должен произойти переезд сотрудников из офиса в городе на завод, в начале ноября – установка оборудования, и уже весной 2010 г. планируется выпуск первого автомобиля.

– Учитывая, что в области строятся крупные автозаводы, вы предлагаете какие-то особые условия для производителей автокомплектующих или считаете, что это проблемы самих автопроизводителей?

– Наша экономика в последние годы развивалась через идею создания индустриальных парков. Еще в 1997–1998 гг. мы поехали агитировать к себе инвесторов по всему миру: «Давайте приходите к нам, мы создадим все условия!» Собирали представителей разных компаний в торгово-промышленных палатах, в министерствах, в посольствах. Все нами довольны, все говорят, что мы хорошие, – и никто не приходит. Что же делать? И тогда нам один из бизнесменов западных сказал: чтобы вам поверили, нужно две-три компании в область получить в качестве инвесторов, создать для них все условия и если они почувствуют себя комфортно, то будут сами за вас агитировать. Тогда к нам пришла крупная финская компания Enso, которая занимается лесопереработкой и изготовлением бумаги (потом она слилась со шведской компанией и теперь называется StoraEnso). Они построили у нас в Балабанове завод по изготовлению гофрокартона. Казалось бы, небольшое предприятие, всего 600 человек там работает, но у нас – в числе крупнейших налогоплательщиков: оно высокомеханизированное, там большая добавленная стоимость. Они стали за нас агитировать, стали участвовать во всех наших встречах, стали писать о том, как у них хорошо получается в Калужской области. Уже через три года после открытия весь совет директоров предприятия прилетел к нам с единственной целью – сказать нам спасибо и привезли нам новость, что предприятие в Балабанове заняло в их системе первое место по эффективности и что там работает самый высококвалифицированный персонал.

Потом появлялись другие проекты. Пришла компания SAB (теперь SAB Miller), они тоже сделались нашими союзниками и стали хорошее о нас рассказывать. Но мы понимали, что нам нужен в союзники крупный якорный инвестор. Мы сумели убедить VW создать здесь производство. И когда уже он за нас начал говорить, пошли к нам и другие.

– Они придут?

– Они уже приходят. В «Грабцево» уже шесть компаний размещаются. Там же реализуется проект «А-парк»: производственные площади и офисные помещения класса А, на которые много желающих и уже почти все заполнено. Что касается PSA Peugeot Citroen – то же самое: по соседству с ним площадка для поставщиков компонентов и создания крупнейшего логистического центра для автомобильного кластера и других компаний. Рядом финская компания Lemken создает свой индустриальный парк на площади 130 га, в основном там будут представители финского бизнеса. «Калуга-Юг» – Volvo с Renault сделали там производство, компания Mako делает там фурнитуру и может полностью обеспечить ею всю Россию. В «Детчино» – один из крупнейших в нашей стране завод по розливу вин, больше 10% всего вина России, собственником этого завода является президент Союза виноделов [и виноградарей] России [Валерий Логинов]. Деревообрабатывающий завод, завод по производству кофе, кирпича, стеновых материалов, четыре завода по созданию сельскохозяйственной техники. Эта идея себя оправдала. Одно-единственное – крупные проекты надо бы реализовать через частно-государственное партнерство. Я недавно говорил с [министром экономического развития Эльвирой] Набиуллиной, и она согласилась, что самый подходящий вариант для крупных проектов – это создание свободных экономических зон на базе нашего автомобильного кластера. Мы рассматриваем сейчас этот вариант, но нас жаба душит – мы уже столько вложили. Хотя, наверное, пойдем на такой союз с Министерством экономики.

– И что поменяется?

– Если будет свободная экономическая зона, то у нее будет федеральный статус. То, что у нас инвестор не будет иметь никаких рогаток, – это мы гарантируем. А при статусе особой экономической зоны не возникнут ли в ней сложности в управлении? Не появятся ли лишние бюрократические препоны?

Например, в соглашении с VW мы записали, что обязуемся открыть в Калуге международный аэропорт. И вы можете себе представить – пять лет мы бьемся над тем, чтобы получить аэропорт в областную собственность, чтобы затем этот проект можно было реализовать. VW каждый год деньги у себя в бюджете закладывает на то, чтобы вложить их в реконструкцию аэропорта. И до сих пор ничего не получается. Мы прошли все согласования, и оказалось, что теперь нужно проект постановления правительства снова по этому кругу пустить – Минэкономразвития, Минтранс, Минфин, несмотря на то что они же все уже согласовали. Если бы мы у себя так тянули с решениями, у нас ничего бы не было. У меня любое постановление правительства может быть готово в течение двух часов: если все участники пришли и согласились с предложением – через два часа все будет подписано.

– Именно в этом секрет вашего успеха?

– Именно в этом. Если мы видим, что нужно для проекта участок выделить, какие-то формальности пройти, я говорю инвестору: «Где твой генплан? Клади на стол». Пишу: «Разрешаю начало строительства». Я понимаю, что, может быть, нарушаю закон. Но я же не дачу себе строю. Компании Nestle, которая первой пришла в индустриальный парк «Ворсино», мы одновременно вручали памятный знак об открытии предприятия и свидетельство на землю! Одновременно! Когда они только могли начать строительство, тогда уже предприятие было открыто.

– Вы, наверное, единственный губернатор, который всем дает свой мобильный телефон и сам по нему отвечает...

– Любой инвестор, с которым мы подписали соглашение, тут же получает номер моего телефона. И честно говоря, я не вижу шквала звонков. Потому что люди понимают, что, прежде чем позвонить губернатору, нужно подготовиться, сказать, с кем он уже решал проблему, получилось у него или нет. Вот, например, недавно звонил мне генеральный директор Hemopharm. У него на федеральном уровне кое-какие затыки получились с аккредитацией продукции. Я немедленно позвонил в соответствующие ведомства, где все решили. А если бы он записался на прием... Насколько бы задержалось решение? А между прочим, вам сообщу: Hemopharm – это единственное в истории России предприятие, которое получило право экспортировать лекарства в Западную Европу и США. Благодаря именно таким предприятиям наша страна может полностью избавиться от импортной фармацевтической зависимости и обеспечить российских граждан самыми качественными лекарствами.

– Юридических проблем не возникает из-за того, что у вас все так быстро делается?

– Бывает другое. Парк «Ворсино» находится рядом с Боровском, где очень много дачников. Причем и таких, кто имеет высокий социальный статус в стране. И некоторым из них индустриальный парк неподалеку от их дач не по нутру. И вот из структур внутренних войск МВД, у которых в тех краях аэродром, пишут: «Вы строите предприятия, а их нужно снести, потому что они будут мешать нашим самолетам». Я говорю: «Расскажите, чем будут мешать? Я недавно прибыл из Вены, там самолеты каждую минуту садятся прямо над нефтеперерабатывающим заводом. И никто никому не мешает». – «У вас же котельная будет на электрометаллургическом заводе. Вот если она взорвется, осколки полетят на высоту 400 метров». Я говорю: «Но ваши самолеты над этим местом летят на высоте 1000 метров». – «Ну мало ли, еще ниже полетят!» И вот морочат голову. Цинизм настолько высок, что даже когда премьер-министр распорядился разобраться и поставить все на места – и после этого пытаются палки вставлять в колеса. А мы продолжаем строить.

– В начале октября в области открылся крупный свинокомплекс, построенный с участием Минобороны. С этим инвестором пришлось как-то особо работать или в Минобороны свой механизм принятия решений?

– У нас с армией традиционно хорошие отношения, потому что Калужская область в свое время была достаточно сильно милитаризована. И мы всегда армии плечо подставляли. Когда у нас летчики на стратегической базе от недоедания в 90-е гг. сознание теряли, мы собирали наших сельхозпроизводителей и уговаривали их помогать военным продовольствием. Без всяких денег.

Названный вами объект – это поставка в войска дешевого качественного продовольствия без всяких посредников. Да, это для Минобороны, скажем так, непрофильный бизнес, да, этим должны заниматься другие, но мы же видим, как сегодня закупки осуществляются. В любом законе у нас непорядочные люди находят лазейку. Вот сидит гражданин, у него один компьютер, даже офиса нет. Везде рассылает свои предложения, причем демпингует по-страшному и не собирается поставлять ничего. Он потом приходит к тому, кто был перед ним по цене, и говорит: так, я готов уступить этот контракт, но с тебя 10%. Так же делается в строительстве, в дорожных работах. Эти жулики в основном московские компании. Они просто внаглую, не стесняясь, работают, и законных методов борьбы с ними практически не существует.

– Армия сможет обеспечить эффективное управление таким крупным агропромышленным предприятием?

– Мы посмотрели технологию производства на нем – она отвечает лучшим европейским стандартам. А кадры специалистов предприятие подготовило.

– К компаниям, которые приходят в область с высокими технологиями, у вас особое отношение?

– Со всеми инвесторами мы всегда ведем разговор: какая у вас будет технология? Не пожаловали ли вы к нам со старьем, морально изжившим себя еще в прошлом веке? Когда VW оборудование устанавливал, мы тоже говорили: ставьте самое современное. Как мне стало известно, они были даже наказаны в Германии за вывоз к нам того, что было запрещено.

Со станкостроением, которого в России сейчас нет вообще, заколдованный круг. С одной стороны, мы должны его возродить, чтобы не быть зависимыми от других стран, с другой – нам начать производство этих станков и этого оборудования не на чем. VW говорит: мы готовы покупать у вас компоненты, но на чем вы их будете производить? Точно так же и здесь. Мы должны оборудование для производства станков закупить. И с тех, кто ввезет такое оборудование, не только налоги не брать, но и премировать их практически бесплатными кредитами. И это надо сделать быстро. И тогда уже, используя это оборудование, мы можем по кооперации начать производство станков и своего собственного оборудования и уйдем от технологической зависимости.

Ведь сегодня куда в России идут инвесторы – в энергетику, в пищевую промышленность, в автомобильную, в деревообработку. Вы когда-нибудь слышали, чтобы иностранные инвесторы построили здесь станкостроительный завод? Им это не разрешат в собственных странах. Может быть, на уровне межправительственных соглашений это делать... Какая разница, кому будет принадлежать этот завод? Перед революцией у нас ведь кто только не работал – и немцы, и американцы, все. И страна нормально развивалась. Я вот думаю, что куда эффективнее, чем ракетами, можно было бы защититься тем, что разрешить другим странам размещать тут свою собственность: они сами будут вынуждены ее защищать. Китайцы так и делают.

– Ну вот мы от экономики перешли к политике. Как вы считаете, для чего Дмитрий Медведев написал свою статью «Россия, вперед!»?

– Я считаю, что он это вовремя сделал – может быть, и раньше надо было. Здоровый патриотизм сидит сегодня в любом американце, японце или китайце. А у нас в России чувство, что я живу в родной стране и должен сделать все, чтобы моя страна была самая-самая, – это все в последние десятилетия было вымыто из наших мозгов. И то, что Медведев к этому нас возвращает, – это совершенно правильно. Если чувством патриотизма будут пронизаны не только те, кто у станка стоит, а и министры федерального правительства, и все-все, то поставленные стратегические задачи страна выполнит.

– Вы член партии «Единая Россия», какие-то инициативы готовите к ноябрьскому съезду?

– Я рядовой член партии и никаких инициатив не готовлю. Но если кому-то будет полезен наш опыт, мы готовы им поделиться с товарищами по партии. Это и будет наш вклад в партийное дело. Мы же сами никогда не чураемся изучать опыт наших коллег. Два раза в год совершаем с главами районов, с мэрами Калуги и Обнинска, с министрами областного правительства поездки: один раз по России, второй – едем за границу.

– И где что увидели?

– На Белгородчине – опыт благоустройства, который мы сейчас широко заимствуем, плюс работу АПК. У нас Нечерноземье, к нам аграрные монстры не идут, так мы поштучно привлекаем инвесторов и уже больше 200 привлекли. В том числе 15 калужских заводов в сельском хозяйстве теперь работают. В Мордовии посмотрели на опыт муниципального управления. Наверное, помните, как нас ругали, когда мы внедряли систему сити-менеджеров, а теперь Медведев в ежегодном послании говорит: надо так делать. И слава богу, а то ведь кто только меня не ругал! И в Европейский суд обращались... Но ведь Европа ровно так живет! Как может народ толпой разглядеть, что именно этот человек способен разобраться в водопроводе, в канализации... Мы же не политика выбираем. Вот пожалуйста, глава муниципального образования – он политик, пусть он митингует. И даже если он как-то проштрафился, мы должны иметь возможность его поменять.

В Ленинградской области подсмотрели опыт развития молочного животноводства. В Татарии много чего хочется посмотреть – и прежде всего опыт жилищного строительства. Правда, мне [президент Татарстана] Минтимер Шаймиевич [Шаймиев] уже сказал, что то, что он делает, мне не позволят. Например, он обложил всех производителей товаров полуторапроцентным налогом на восстановление жилья. Конечно, если мы такой закон примем, прокурор его опротестует.

– Губернаторы должны были отчитаться перед правительством о своей работе по специальным критериям. Вы уже сделали это?

– Конечно, и уже итоги подвели, насколько я знаю. Это нормально, и мы у себя такой же анализ работы глав местных администраций проводим. Во-первых, они приезжают ко мне и отчитываются, а в 2008 г. провели своеобразный отчет: вместе с главами сели в один автобус и поехали по районам смотреть, что у кого делается.

– В сентябрьском рейтинге политической выживаемости губернаторов, составленном Международным институтом политической экспертизы, вы получили четыре по пятибалльной шкале...

– Это такой рейтинг: человек, который только что пришел, автоматом получает пятерку, ведь его не будет никто менять. Это ж не рейтинг того, какой есть губернатор, он строится из вероятности: могут его поменять сейчас или нет. Я давно работаю, и при желании мне могут сказать: все, хватит.

У нас в марте будут выборы полномасштабные – и в законодательное собрание области, и в муниципалитеты. Принято, что губернатор возглавляет список на выборах в заксобрание, и я тоже буду возглавлять. Но я поставил вопрос так, что это голосование будет одновременно референдумом по доверию губернатору.

– Вы официально заявите об этом?

– Уже заявил.

– Как оптимизировала расходы областная администрация в связи с кризисом?

– Мы не трогали социальные расходы. Тратить бюджетные деньги на административные нужды разрешено только в исключительных случаях. Два с половиной года назад мы одновременно сократили 650 человек в госуправлении – 38%. Численность некоторых министерств у нас упала в два раза, а в некоторых и больше. Поэтому наши расходы на госуправление – они довольно скромные по сравнению с другими регионами, в том числе и на содержание губернатора. Но за счет оптимизации закупок очень много удается сделать. Мы создали министерство конкурентной политики и тарифов, первыми в стране централизовали закупки для муниципальных нужд на его площадке. Мы первыми перешли на электронные торги, в том числе и в закупках для муниципальных нужд, у нас сегодня эта программа вовсю работает. Если торги проводятся не на электронной площадке, то заседание комиссии транслируется в режиме онлайн. Уже больше двух лет в интернете так же транслируются все мои совещания, все заседания правительства.

– В системе закупок нет подозрительных лотов вроде покупки МВД инкрустированной чистым золотом кровати?

– Нет. У нас такой министр конкурентной политики, что такого не пропустит. Николай Владимиров – человек настолько надежный и добропорядочный, что я исключаю любые нарушения.

– Как вы подбирали команду в областное правительство?

– Несколько человек, которые нам чем-то приглянулись, мы привлекли из разных мест, но в основном это местные. Я считаю, что, если человек местный, он гораздо больше будет склонен работать не за страх, а за совесть.

– В начале этого года вас сватали в министры сельского хозяйства РФ...

– Это все разговоры, ничего такого не было. По крайней мере до меня такие предложения не дошли.

– Но сейчас слухи о вашем переводе в Москву вновь возобновились: дескать, больно хорошо тут у вас получается и надо бы вами усилить правительство...

– А что, если у человека в области что-то хорошо получается, его обязательно в Москву надо забирать? Это такое наказание, что ли?

Жизнь на работе

«У меня все на работе, даже одежды дома нет – вся здесь. Я дома бываю по шесть-семь часов в день всего. Живем вдвоем с женой, она работает начальником управления социальной защиты Калуги, тоже дома мало бывает. Приходим вечером, вокруг дома немного погуляем, ложимся спать – а утром оба по своим делам. Дети взрослые уже, внуку старшему уже 15 лет. У меня два внука, две внучки – это счастье. Живут все в Москве, но приезжают. Или я когда еду в Москву – там получается увидеться». «Живу на государственной даче – это небольшой старый деревянный домик (площадь его, по словам Артамонова, «значительно меньше» 200 кв. м. – «Ведомости»), ему 50 лет, там спальня, кухня... Плачу за аренду около 25 000 руб. в месяц. Одновременно дом используется для официальных встреч. Никаких приемов – просто камерные встречи». «Я хотел купить квартиру у корейцев, очень понравился проект. К сожалению, не знаю, что с ними теперь будет. Но квартиру я хочу только в Правгороде. Это осознанное решение: там новый район, хорошая экология, троллейбус туда пустили, мост построили».

В Москву не звали

Артамонов говорит, что предложений возглавить Минсельхоз ему не делали: «Это все разговоры. До меня такие предложения не дошли». Ведомости