Берлинский кинофестиваль: Российские кинематографисты демонстрируют особый путь
На Берлинале состоялись премьеры трех картин, из которых можно было бы составить короткую программу «Русский след». Выстроившись один за другим в программе одного фестиваля, непохожие фильмы превратились в наглядную иллюстрацию того, что было, есть и, возможно, будет с российским кино
Героиня греческой картины «Метеора» – русская паломница, приехавшая в упомянутую в названии местность, полную живописных скал и православных монастырей. Дни она проводит в молитве и усмирении плоти – не единожды перебинтованную руку приходится регулярно держать над огнем лампадки: слишком хорош чернобородый монах из обители напротив. Он отвечает на чувства героини, сначала посылая ей сигналы с помощью зеркальца, а потом угощая редким для сурового быта скита мясным жарким. Козла свежуют прямо в кадре – не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что это агнец, принесенный в жертву грешной любви персонажей. Лобовую метафорику картины дополняют мультипликационные вставки, где сны героев анимируются в потрескавшейся реальности православных икон. Идеальная картина из конкурса Московского кинофестиваля, неожиданно попавшая на Берлинский, вдохновленная поэтичным советским кино семидесятых, но больше напоминающая ролик «Посетите Грецию», «Метеора» наглядно демонстрирует то, от чего мы ушли и к чему вряд ли имеет смысл возвращаться – хоть фестивальная конъюнктура до сих пор и ждет от русских задумчивого духовного кино.
Если греческий фильм напоминает нам о русском кино, каким оно когда-то было, то единственный стопроцентно российский фильм в двух главных секциях Берлинале – это кино, какого у нас раньше не было. Новым русским реалистам, к которым относится и участник берлинской «Панорамы» Алексей Мизгирев, постоянно пеняют на стремление очернить российскую действительность. Уже звучал призыв к кинорежиссерам: хватит знакомить нас с непростой жизнью маргиналов, пора поэтизировать действительность. Мизгирев, снявший пару фильмов о шахтерах, гастарбайтерах и коррумпированных ментах, внял призыву – и на том же материале сделал удивительную фантасмагорию о конвоире, который не чувствует боли, и дезертире, который решает экзистенциальные проблемы с помощью магического кукареканья. Оба героя неуязвимы, фактически бессмертны, оба спускаются в ад, полный чертей в погонах, чтобы показать иную сторону постсоветской реальности. По просмотре «Конвоя» вспоминается масса разного кино – от «Дядюшки Бунми» Вирасетакуна до «Мертвеца» Джармуша, но ни одного фильма российского или советского производства в списке нет: Мизгирев явно вырулил на новую, никем пока не взрыхленную черную трассу.
В будущее же российского кинопроизводства прыгнул штатный футуролог нашего кинопроцесса Александр Роднянский – его американский продюсерский дебют, режиссерский опыт артиста Билли Боба Торнтона «Машина Джейн Мэнсфилд», показали в главном зале «Берлинале паласа» вчера вечером – на красной дорожке режиссерско-продюсерскую пару сопровождал Джон Херт, легенда английского кино. На драме о встрече двух ветвей одного клана, британской и американской, рыдал весь зал. Фильм с неоригинальным посылом, двухчасовая разговорная драма о том, что даже смертельные, говорящие на диаметрально противоположных вариантах английского враги способны понимать друг друга, объединил прослезившуюся аудиторию. Пока что лучший, с субъективной точки зрения обозревателя «Ведомостей», фильм конкурса – американско-российская копродукция – стал подтверждением того, что кино не имеет национальности. В новой глобальной реальности – тем паче.