Россия живет в условиях большей неопределенности, чем демократические страны
Новости из Дубая на прошлой неделе привели к мини-истерике на рынках и заставили всех вновь говорить о том, что ничего не ясно, обсуждать неоднозначность нынешнего экономического положения и неочевидность перспектив завершения кризиса. Трагедия «Невского экспресса» также в очередной раз подтвердила, что всегда может произойти что-то непредсказуемое и неконтролируемое, что сильно влияет и на общество, и на политику.
События абсолютно разные, но указывают на одну и ту же вечную проблему неопределенности, невозможности полностью предвидеть, спланировать или предотвратить будущее. Неизвестность всегда вызывает страх и желание как-то избавиться от зыбкости. Для этого постоянно совершенствуются методы анализа, прогнозирования, планирования, управления и контроля. Однако окончательный успех никогда не гарантирован. Неопределенность окружающей действительности существует и будет существовать всегда.
Попытки хотя бы частичного преодоления проблемы неопределенности становятся центральным вопросом российской политики, включая и перспективы модернизации.
То, что неопределенность очень сильно беспокоит российские власти, признано на самом высоком уровне. Выступая на съезде «Единой России», президент Дмитрий Медведев не просто клеймил отсталое сырьевое хозяйство, но прямо сказал, что в экономике «наше социальное самочувствие чрезвычайно сильно зависит от неконтролируемых нами самими факторов». Другое дело, что с этой зависимостью от глобальной экономики можно поступать по-разному. Можно стремиться больше и плотнее что-то контролировать, пытаться чем-то рулить и регулировать конкуренцию. А можно исходить из того, что экономика должна быть более адаптированной к неизбежным неопределенностям, т. е. модернизированной и более конкурентоспособной.
Собственно, курс на модернизацию и провозглашен. Однако здесь новой проблемой является то, что сама модернизация – процесс с неопределенным сценарием и открытым финалом. Переход от слов к делу в модернизационной политике заторможен ровно потому, что модернизация – это переход от того, что есть сейчас (не очень хорошего, но понятного и со сложившимися правилами игры), к чему-то совсем другому. А экономические, социальные и политические параметры этого «иного чего-то» весьма неопределенны.
Сверх того для российской элиты есть еще как минимум парочка неопределенностей, которая мешает окончательно собраться с духом в модернизационный поход. Первая неопределенность – это полное слияние отношений власти и собственности, т. е. ситуация, при которой только персональное присутствие каждого конкретного чиновника у власти дает ему гарантии стабильности собственного положения, тогда как утрата административного ресурса сразу делает личную ситуацию непредсказуемой.
Другая неопределенность, тесно связанная, впрочем, с первой, состоит в полном отсутствии для элиты ясности в вопросе о главном кандидате на выборах 2012 г. Ответ на этот вопрос, возможно, знают только два человека, а может даже и всего лишь один. И неопределенность будет поддерживаться еще довольно долго, ведь в данном случае сохранение интриги – я знаю ответ, а остальные нет – это важный инструмент контроля над ситуацией.
Зависимость нашего самочувствия от неконтролируемых внешних факторов делает ситуацию еще более сложной. Проблема исходящей извне неопределенности по поводу того, какая может быть через два года экономическая ситуация, может приводить к тому, что ответа на вопрос про 2012 г. сегодня до конца не знают даже те самые один или два человека.
На этом фоне тем более понятным выглядит стремление переходить к модернизации постепенно, консервативно, поддерживая высокий уровень контроля над политической системой. Ведь здесь в отличие от вызовов глобальной экономики все более или менее поддается контролю. Но нужно понимать, что тем самым проблема политической неопределенности полностью не решается. Просто эта неопределенность бывает разной.
Есть так называемая неопределенность демократии, где институты, правила игры и процедуры четко определены, но результат «политического соревнования», борьбы программ и предвыборных кампаний заранее точно не известен. Но есть ведь и заведомая неопределенность правления, опирающегося на политический контроль и авторитарные механизмы. Здесь собственно политический результат (итог выборов, например) в целом предопределен, но вот правила игры сильно персонифицированы, политические механизмы и работа институтов неустойчивы, поскольку могут часто меняться для того, чтобы адаптироваться под искомый результат. Такая неопределенность порождает нестабильность и затягивает трансформацию.
В конечном счете проблема неопределенности решается только тогда, когда вместо бурной деятельности по контролированию, упорядочиванию и удержанию будущего в заданных параметрах побеждает идея, что определяющее значение имеет максимальная адаптивность системы к меняющимся условиям. Когда большинство общества не требует гарантий будущего от власти и согласно с открытой перспективой развития.
Собственно об этом в своем послании говорил и Дмитрий Медведев, прогнозируя, что мы «вместо архаичного общества, в котором вожди думают и решают за всех, станем обществом умных, свободных и ответственных людей». Правда, когда и как это произойдет, пока не до конца очевидно.